— Не домой ли собрался? — спросила тетя Лиза.
— Да, ему давно пора спать.
Тетя Лиза перестала смеяться.
— Кто ж тебя с ним впустит?
— Как?
— А так, не поросенка в дом несешь. Сроду в том дому не бывало бесполезной живности, в том дому уважают замки — их кормить не надо.
Валька стоял пораженный. Тетя Лиза была права. Как он об этом не подумал?.. Что же теперь делать? Во-первых, Валька к Джульбарсу уже привык; во-вторых, полюбил его на всю жизнь и с первой же минуты считал своим.
Валька сел обратно на скамью, покачивая на руках спящего щенка, и думал, думал… А выхода никакого не было. Из комнаты солнце уже ушло. Маленький клинышек его оставался еще на подоконнике.
Тетя Лиза разрешила сидеть у нее столько, сколько Валька хочет. И он сидел. А она готовила обед. Приготовила. Убрала картофельные очистки, сняла с себя фартук и взялась за вязанье. Они решили, что пока Джульбарс побудет здесь. Валька смирился, потому что, в сущности, его овчар только будет ночевать у тети Лизы, а днем…
За окном Вальку кто-то звал настойчиво и тревожно. Голос доносился издалека. Еще до конца не узнанный, он входил тяжелым холодом в Валькины ноги, руки, а в тот момент, когда Валька узнал, чей это голос, сердце его стукнуло громко и твердо, как железка.
Он еще ни о чем не успел подумать, а уже какая-то посторонняя сила подбросила его на ноги, вытолкнула на крыльцо, в густые сумерки.
Его звала Ксюша. Они чуть не столкнулись на крыльце.
— Где он, а?.. Говори, когда видал, а?
Вальке казалось, что он отвечает. Ксюша трясла его за плечи. Поняв, что он ничего не знает, Ксюша метнулась прочь и завыла:
— Юу-ухим!.. Юу-у-хим!..
Валька бежал за ней, просил остановиться. Но она его не слышала, оглушенная собственным криком.
Только уже у самого дома Валька наконец понял, что Ксюша ранним утром уехала в город за семенами и час назад вернулась. Когда она уезжала, Ефим еще спал. Больше она его не видела, и соседи говорят — никто его не видел…
Заикаясь и повторяя одно и то же по нескольку раз, Валька рассказал ей все как было.
— Господи! — всплеснула руками Ксюша. Валька даже оторопел, увидев отчаянную радость на ее лице. — Заблудился! Господи, чего же ты молчишь?!
Она замоталась по комнате, нашла фонарь, зажгла, и они побежали в лес.
Свет фонаря только понизу раздвигал темноту, а шум хвои катился где-то очень высоко, делая гигантскими деревья. Ксюшин голос, кликавший брата, уходил в далекую черную пустоту и не возвращался откликом. Только хруст да звон бьющегося под ногами льда. Они оба слушали этот звон, пока Ксюша опять не затягивала невыносимо долгого: «Ю-у-у-у-хи-им!» Этими однообразными звуками ей удавалось, выкричать все, что творилось в Валькиной душе, — от жуткой надежды до полного отчаяния.
Прогудел паровоз, коротко и равнодушно. Потом долетел перестук колес. Приближаясь, он становился жестче и оборвался вдруг, словно поезда и не бывало.
Шли все медленнее. Бился под ногами лед; казалось, шаги жуют, жуют растущую тревогу, а когда она уже мешала дышать, темноту снова раздирал Ксюшин голос.
Они останавливались и долго слушали. Поблизости — ни шороха, лишь по высокому весеннему небу ветер нес грустный шум еловых игл.
На просеке не было никаких следов. В желтом круге света лежал нетронутый ломкий лед.
Ксюша то и дело приподнимала фонарь, чтобы видеть дальше. Валька сейчас понимал больше, чем она, и следов не искал. Ефим прошел здесь по воде. Его следы затянуло льдом.
И вдруг сердце снова ударилось, как железка. Валька увидел расщепленный конец Eфимовой палки, вмерзшей в лед у края просеки…
Он ничего не сказал Ксюше, но после этого хотелось попросить, чтобы она больше не кричала. Она сама перестала почему-то. Только раз еще надорвал душу Ксюшин крик, когда они уже подходили к дому. Это был уже не крик, не зов, а плач по умершему. Он словно разбудил Вальку от кошмара и тут же подтвердил, что кошмар этот наяву, что он — Валька — виноват во всем. Он ушел из леса. Он оставил друга одного… Он забыл, он нн разу не вспомнил о нем.
Когда они уже дошли до Ксюшиных сеней, Валька решил, что войдет с нею и скажет, что это он виноват. И пусть она еще сильнее заплачет, пусть она его ударит, пусть она что хочет…
