— Но он рассказывал вам о своих подозрениях, не так ли? И вы решили удалить письма, чтобы защитить его убийцу. Довольно странное поведение в отношении умершего возлюбленного, вы не находите?
Теперь в ее взгляде читалась отчаянная решимость. Она ничего им больше не скажет.
Этим молчанием она сказала больше, чем могла выразить словами.
— Это вас не касается, — только и смогла произнести она. И вдруг сорвалась. Неожиданно для всех, прежде всего для нее самой, наружу хлынуло тщательно подавляемое горе, одна за другой накатывали волны слез, от которых сотрясалось все ее существо.
Поднимаясь со стула, Йельм подумал, что ему в сущности симпатична эта женщина. Он бы хотел обнять и утешить ее, хотя бы ненадолго. Но он знай, что это не поможет, горе было слишком глубоким.
Они ушли, оставив ее наедине с ее горем.
В лифте Чавес сказал:
— Пиррова победа, кажется, это так называется? Еще одной такой победы я не выдержу.
Йельм молчал. Он пытался убедить себя в том, что планирует следующий шаг. На самом деле он плакал.
“Как аукнется…”
Они взяли такси до Пильгатан. За всю дорогу они произнесли лишь несколько слов:
— Хорошо, что она не обратила внимания на время. Я ошибся по крайней мере на пять минут, — сказал Чавес.
— Я думаю, она сама хотела признаться, — ответил Йельм. И добавил: — А сработал ты классно.
Ему уже не надо было объяснять Чавесу, куда они едут. Поднимаясь по лестнице великолепного дома, стоящего на улице Пильгатан между площадями Фридхемсплан и Кунгсхольмсторг, он только спросил:
— Ты помнишь пароль?
Чавес кивнул, и они пошли на верхний этаж. Йельм достал связку ключей и отпер три замка на двери с табличкой “Хассель”. Они вошли и попали в спортивный зал. Огромный холл был оборудован самыми разными тренажерами.
В прошлой жизни Ларс-Эрик Хассель, очевидно, был алхимиком, стремящимся найти источник вечной молодости.
Оставив позади современный вариант колб и сосудов, они, наконец, добрались до квинтэссенции современности — компьютера, который стоял на богатом письменном столе посреди гостиной. Чавес включил компьютер и устроился поудобнее в огромном кресле, служившем хозяину рабочим местом.
— Как ты думаешь, у него был пароль? — спросил Йельм, устроившись за спиной хакера.
— Дома вряд ли, — ответил Чавес. — Иначе у нас будут проблемы.
Пароль был. Компьютер издевательски замигал “enter password”>[32].
— Попробуем тот же, — сказал Чавес и медленно набрал заглавными буквами: “Л-А-Б-А-Н”.
Издевательское мигание прекратилось. Они вошли в компьютер.
— Странно, что отец и сын живут так близко друг от друга, — проговорил Чавес, пока компьютер с легким жужжанием загружался.
Йельм посмотрел в окно на красивое древнее здание ландстинга>[33], которому, казалось, было холодно без солнца. Если бы окно располагалось под другим углом, отсюда хорошо был бы виден квартал Кунгсклиппан.
За какой-нибудь час осень вошла в город. Тяжелые облака мчались по низкому небу. Ветер завывал в великолепном саду возле ландстинга, срывая с деревьев желтые и зеленые листья. Несколько капель разбились об оконное стекло.
Пока Чавес разбирался в компьютере, Йельм впервые по-настоящему огляделся в квартире Ларса-Эрика Хасселя. Это не просто была буржуазная квартира начала прошлого века, это была квартира, которую Ларс-Эрик Хассель сознательно возвращал к ее исходному состоянию.
В гостиной каждая деталь была выполнена в стиле бидермейер. Трудно представить, что столь агрессивный литературный критик мог иметь настолько буржуазные пристрастия.
— Смотри, — вдруг сказал Чавес после нескольких минут молчаливого постукивания по клавиатуре. — Нам даже не нужно искать в корзине. У него есть папка с названием “Ненависть”.
— Я так и думал, — ответил Йельм и подошел к компьютеру. — А они там есть?
На экране появился гигантский список. В левом углу виднелась надпись: “126 объектов”, а сами эти сто двадцать шесть файлов имели цифровые обозначения.
— Год, число, время, — прочитал Чавес. — Все зарегистрировано.
— Посмотри первый.
Сообщение было кратким, но емким:
“Ты олицетворение сатанинского зла. Твое тело раскидают по восьми разным частям Швеции, и никто не узнает, что эти голова, руки, ноги и член когда-то принадлежали одному человеку. Отныне они тебе не принадлежат. До связи. Не пытайся меня вычислить”.
