Дурная кровь - страница 35

— А что дальше? Вместе “во веки веков, аминь”?

Бернтссон фыркнула.

— Ни он, ни я не хотели быть вместе “во веки веков”. У каждого из нас был негативный опыт жизни в семье. И приятный от общения на стороне. Встречи one night^>[31] имеют свои преимущества. Я сама живу активной социальной жизнью и не хочу ограничивать свою свободу. Ларсу всегда нравились женщины… постарше. А для меня он был прекрасным любовником, наши отношения придавали моей жизни стабильность. Знаете, как телевизионная программа. В одно и то же время, на том же канале.

Йельм долго рассматривал ее, потом принял решение:

— Он показывал вам письма с угрозами?

— Мне это надоело. Все время одно и то же, только разными словами. Какое-то нечеловеческое упорство. Навязчивая идея. Кто-то нашел козла отпущения и хотел переложить на него ответственность за все свои несчастья.

— Это мужчина?

— Скорее всего да. Судя по языку.

— Сколько было писем?

— Первые полгода они приходили периодически. В последний месяц повалили валом.

— То есть это продолжалось больше полугода?

— Примерно так.

— Как реагировал Хассель?

— Сначала очень беспокоился. Потом понял, что для пишущего это своего рода терапия, и задумался. Задумался о себе, за что ему такое испытание. Позднее, когда поток писем увеличился, он опять испугался и решил на время скрыться. Тогда-то и родилась идея поездки в Нью-Йорк.

Йельм решил не обсуждать затраты на командировку Хасселя. Вместо этого он сказал:

— Вы можете более подробно рассказать о содержании писем?

— Много слов о том, как гадок и отвратителен Ларе и как это плохо скажется на его здоровье. Но никаких конкретных примеров злых поступков, им совершенных. Я думаю, это-то и нервировало Ларса — он не понимал, откуда ноги растут.

— Кто, по-вашему, это мог быть?

Она запнулась и некоторое время теребила очки, разглядывая их на свет.

— Думаю, кто-то из писателей, — произнесла она наконец.

— Почему?

— Вы же читали статьи Ларса.

— Откуда вы знаете?

— Мёллер сказал. Следовательно, вы знаете, что если ему что-то не нравилось, он не выбирал выражений. Это было отличительной чертой его статей. Так он создал себе имя. Он обижал людей. И некоторые из обиженных уже не смогли подняться. Как аукнется…

Йельм удивленно воззрился на нее. К чему она это сказала?

— Значит, автором угроз был писатель?

— Писатель-неудачник. Да.

Йельм рассеянно провел пальцами по болячке, хотя обычно никогда не трогал ее на людях. Кусок засохшей корочки отвалился и упал ему на брюки. Элизабет Бернтссон бесстрастно смотрела на него.

Бросив на Чавеса многозначительный взгляд, Йельм сказал:

— Тогда вернемся к моему вопросу. Почему вы удалили почту Хасселя?

— Я этого не делала.

Йельм вздохнул и повернулся к Чавесу. У того было достаточно времени, чтобы придумать историю. Если он, конечно, понял его намек. А то за последнее время их мозги что-то заржавели.

Заговорил Чавес. Нейтральным тоном.

— Мы вошли в редакцию в 15.37. В 15.40 Бертильссон спросил у вас пароль Хасселя. В 15.41 он его ввел, но почта не открылась. Он вернулся к вам, вы вспомнили правильный пароль в 15.43. В 15.44 мы зашли в почтовый ящик Хасселя. К этому времени все было удалено. Я нашел время удаления — 15.42, спустя две минуты после того, как вы узнали о цели нашего прихода и дали нам неправильный пароль.

Чавес прочитал его мысли и превзошел сам себя. Он не только успел состряпать целую историю, он ее даже продумал в деталях.

Элизабет Бернтссон молчала, не поднимая глаз от крышки стола. Йельм подвинулся к ней.

— Если не вы писали эти письма, зачем было их удалять? Хотели спасти репутацию Ларса? Вряд ли. Где вы находились в ночь на третье сентября?

— Во всяком случае не в Нью-Йорке, — тихо ответила она.

— Вы ненавидели его все эти годы? Когда вы писали эти письма? В рабочее время?

Элизабет Бернтссон медленно взяла в руки очки, расправила дужки и водрузила очки на крупный нос. На мгновение она зажмурилась, потом открыла глаза. Теперь это был совсем другой взгляд.

— Я думаю, я любила его. Письма с угрозами вынимали из меня душу.

— И вы наняли убийцу, чтобы положить конец страданиям?

— Конечно же, нет!