Дурман-трава - страница 6
Долецкий был все время в беспамятстве, мог только пить. Иногда бредил, слов, однако, ни Серафим, ни Орелов, ни прилетевшие потом вертолетчики с врачом разобрать не могли. Серафиму снова показалось, что он расслышал лишь одно слово — «узнал…», повторенное несколько раз.
Доктор споро осматривал больного — надо было спешить.
— Шесть переломов. Хорошо, позвоночник цел.
Больше всего дивился доктор, что глубокие ссадины «пациента» успели зарубцеваться так быстро и «главное — совершенно отсутствуют поверхностное воспаление и нагноение», Серафима же это открытие не удивило. Он подумал о Тас Каре, вылечившем слюною воспаление, и, захватив кусок мяса побольше, вышел во двор.
Пес дремал в тени под смородиновым кустом, поджарый, большой, черный. Услышав приближающиеся шаги, он поднял голову, открыл глаза и, зевнув, потянулся всем телом. Серафим протянул ему мясо, хотел было потрепать пса по голове, погладить, но тот, мгновенно вскочив на ноги, снова, как и в прошлый раз, не дался.
— Не любишь чужих рук, — сказал ему старик.
Тас Кара уже успел вылизать свою смоляно-черную густую шерсть до лоска. Охотник залюбовался его мощной статью и красотой, крупной развитой грудью и головой, особенно поразили старика человечьи глаза Тас Кары, спокойно и властно наблюдавшие за ним. Пес, казалось, оглядывал старика так же оценивающе, как старик собаку.
— Пурган Аза, — прошептал охотник.
Вертолет-больница с красным крестом на борту стоял на широкой, ослепительно белой под ярким солнцем отмели, среди насыпей нанесенной потоком крупной гальки, неподалеку от заломанной паводком громадной кучи из стволов деревьев: пойма реки в этом месте раздалась вширь на полторы сотни шагов.
Носилки с телом Пафнутия по возможности осторожно впихнули через задние створы в нутро машины.
Громадный, вороного отлива Тас Кара напряженно стоял в десяти шагах от вертолета, вытянув голову Вперед и вынюхивая струю воздуха, текущую из вертолетной утробы, куда упрятали Пафнутия. Он почти неслышно скулил.
Доктор поднялся по приставной лесенке на борт, обернулся и, глядя на собаку, заметил вслух:
— Что-то их связывает… — и махнул рукой.
Заревел запущенный двигатель, и последние слова его ни Серафим, ни Орелов не расслышали.
Несколько минут вертолет, судорожно подрагивая, крутил, не отрываясь от земли, лопастями; в стороны по отмели понеслась галька с песком, выветренные напором воздуха. Таежники отвернулись и закрыли глаза, когда же они их открыли, вертолет зависал уже над долиной Кызыра, потом медленно поплыл меж хребтов в сторону Гутары.
Верхняя Гутара — деревня дворов в шестьдесят. Там — магазин, почта, на окраине тарахтит динамомашина на двести лампочек. Большинство населения — тофалары (сейчас их немногим более пятисот человек) — небольшая народность, что расселилась издревле по верховьям рек Бирюсы, Уды, Ии, Гутары, Кызыра и других. Тофалары, раньше называемые карагасами, — потомки населения, входившего в семнадцатом веке в пять административных улусов «Удинской землицы» Красноярского уезда. Раньше этот народ вел кочевой образ жизни, долго сохранял и первобытно-общинный строй. Ныне, как и прежде, тофалары — отменные охотники и оленеводы: берут в «своей тайге»[6] соболя и белку, медведя и росомаху, пасут в горах оленей, шишкуют кедр. Живут в нескольких разбросанных далеко друг от друга поселках.
В Верхней Гутаре посадочная площадка — лужок метров сто. Самолет, взлетая с нее, резко карабкается вверх, чтобы не ткнуться носом в гору. В здешних горах вообще трудно отыскать сколько-нибудь ровную площадку протяженностью хотя бы в несколько десятков метров. Здесь — неверные курумнистые елани, глыбистые склоны, поросшие вековым кедрачом, пихтой, сосной да березой…
Осенью, когда гольцы покрыл несхожий снег и кончился геологический сезон, а охотничий еще не подоспел, мы с Серафимом решили лететь в Нижнеудинск — повидать в больнице Пафнутия Андреевича Долецкого.
В маленьком четырехкрылом самолете разместилось десять пассажиров, в том числе большая кремового цвета корова, которую везли на прививку в город. Корова оказалась самым спокойным пассажиром.
