Духовное просветление — прескверная штука - страница 52

.

Другими словами, иди прыгни со обрыва.

Не ходи рядом с обрывом и не размышляй о прыжке. Не читай книгу о прыжках с обрыва. не изучай искусство и науку прыжков. Не ходи в группу поддержки желающих прыгнуть. Не пиши стихов о прыгании. Не донимай того, кто прыгнул.

Просто прыгни.

* * *

Я возвращаюсь к вопросу Джули о журнале с обложкой «в миру, но не от мира».

— Мы уже говорили об этом, — отвечаю я ей. — Это означает, что ты играешь роль на сцене, но не путаешь свою роль с собой или сцену с реальностью. То есть ты знаешь, что играешь персонажа в постановке на сцене. Или вот другая аналогия — это похоже на осознанный сон. Ты достигаешь нормального пробужденного состояния во сне, так что оказываешься во сне, но не от сна.

— Сомневаюсь, что в журнале они это имели в виду, — говорит она.

— Неважно, — отвечаю я. — В понимании нет никакой выгоды. Либо ты с этим знаком, потому что это твоя реальность, либо не знаком, потому что не твоя реальность.

Я перелистываю журнал и вижу сплошную рекламу книг, учителей и товаров: порнографическое глумление над человеческим желанием знать истину, торговля в храме.

— Что бы сказали об этом в вашем журнале? — спрашиваю я Джули.

— Как быть домовладельцем и отшельником одновременно, при том что это невозможно, так?

— Если вы имеете в виду, можно ли провернуть такую сделку с просветлением — пробудиться без пробуждения, то ответ — нет. Если вы имеете в виду жить духовной, сострадательной жизнь и вместе с тем растить детей, иметь дом, вкладываться в акции, делать карьеру и все такое, то, наверное, ответ — да, но это, по правде говоря, не мое.

Называют наше кодовое имя Беатрис, значит, наши сэндвичи готовы.

— Что вы думаете о людях? — спрашивает Джули.

Я слегка удивлен ее вопросом и просто смотрю на нее, приоткрыв рот.

— Ээээ...

— Вам не обязательно отвечать прямо сейчас, — говорит она. — Просто подумайте и, может быть, мы сможем поговорить об этом, пока едим.

— Хм... ладно.

В заведении не сидячих мест, так что я захватываю дополнительный пластиковый пакет и мы устраиваемся неподалеку за столиком для пикников, а пакеты кладем под себя, чтобы не замочить пятую точку. Я заказал сэндвич с ростбифом, и моя плотоядность удивляет Джули, бросающую на меня вопросительные взгляды. С деревьев на нас немного капает, но нам, кажется, все равно.

— Я смотрю на людей так же, как вампиры.

Джули поперхнулась.

— Как на еду? — спрашивает она с полным ртом.

— Ах да, извините. Нет, не как на еду. В вампирской аналогии есть недочеты. Я забыл о кровососании.

— Думаю, что это довольно значительная часть аналогии. И как же вампиры смотрят на людей?

— Как на нецелостных. Полуживых. Полупробужденных. Способных к пробуждению, но не пробужденных.

— Вроде зомби?

— Не знаю, мне кажется, это уже слишком. С другой стороны, я смотрю на свою жизнь до просветления и зомби уже не выглядят так ужасно. Как будто я ходил во сне или как будто был живым, но не присутствовал при этом. Звучит, как что-то замшелое, но уж таким оно было. Давайте снова воспользуемся аналогией с осознанным сновидением. Проснувшись внутри сна, какими бы вы видели других людей во сне? Насколько серьезно вы относились бы к происходящему?

Она жевала очень медленно. Думаю, она задумалась. Я вернулся к аналогии со сценой.

— Представьте, что вы в зрительном зале, смотрите пьесу и медленно начинаете осознавать, что актеры не знают, что они актеры. Они думают, что они обычные люди, живущие своей обычной жизнью, и не сознают, что разыгрывают представление на сцене. Вы бы никогда даже не поверили, что подобное возможно, если бы сами не выступали там когда-то, веря в то же самое.

— Это было бы довольно странно, — соглашается она. — Итак, вы сидите здесь, рядом со мной, и мы оба на сцене, и с вашей точки зрения вы вроде как сидите с..? Вот это да! Вот почему вы почувствовали себя неловко, услышав этот вопрос. Вы не хотели называть меня зомби! Это так мило!

Я подарил ей свою фирменную смущенную ухмылку.

— Не знаю, может быть. Мне не трудно отвечать на любой вопрос со всей честностью и тщательностью, на какие я способен, — это мой конек, — но это попросту не всегда возможно. Если я скажу, что вижу людей полусонными, или — как говорится в «Дао дэ цзин» — соломенными чучелами, это даже близко не ответит на большие вопросы: кто я, что такое сцена и что делают другие персонажи. Так что да, для меня непробужденные люди на самом деле вроде как не присутствуют, но если задуматься, то в этом и заключается предназначение этого места. Какой, черт возьми, смысл быть просветленным на этой планете? Что может быть нелепее, чем сидеть в зрительном зале, где идет драматическое событие, устроенное исключительно для развлечения разыгрывающих его. Ну правда, если на кого-то за этим столом и нельзя положиться в каком бы то ни было смысле, так это на меня, потому что я тот, кто раздраженно сошел со сцены со словами: «Я не хочу больше играть».