нация мистиков, либо трансформация, приписываемая встрече с божественным и/или преодолению эго, является мистической в какой-то малозначительной и не вызывающей никаких последствий степени, особенно с учетом того, что влияние переживания со временем проходит.
Мое мнение таково, что переживание единства подобно самому возвышенному музыкальному произведению, что только может услышать человек. Оно так поднимает планку, что вся остальная музыка в сравнении с ней начинает отдавать жестью и дисгармонией, но в конце концов воспоминания о ней тают и обычная музыка снова занимает свое прежнее место в сердце слушателя. Что еще важнее, на мой взгляд, — мистическое переживание можно испытать только сейчас, но не в прошлом. Воспоминание о нем начинает гаснуть с того мгновения, как оно завершилось, и быстро приобретает те же качества, что и полузабытый сон. Человек может помнить, что у него было мистическое переживание, но память о нем лишь отдаленно напоминает само переживание, если напоминает вообще.
Я не собираюсь умалять трансформирующее воздействие мистического события. Нет никаких сомнений, что если все, что человек знает об огне, — это пляска света и теней на стене, то непосредственное восприятие ревущего пламени радикально преобразит его взгляды на реальность и свое место в ней.
Довольно! Я устал размышлять над этим. Слова — отстойное средство коммуникации, мозги не место для серьезных мыслей, и глупо пытаться описывать неописуемые переживания. Я закрываю глаза и отпускаю все события дня с помощью очищающего дыхания, пока не чувствую свободу от всех ничтожных трудностей и огорчений, что приходят вместе с работой наставника. Открыв глаза, я вижу Сонайю, которая сидит в другом удобном кресле. Она улыбается. Плохой знак.
— У тебя завтра встреча, — сообщает она мне. Теперь она у меня секретарша. — Завтра в одиннадцать часов тебе нужно быть в Айова-сити у лодочной станции на реке, чтобы встретиться...
— С моим связным из КГБ?
— ... с Джули Мейерс, которая возьмет у тебя интервью...
— Интервью у меня?
— ... для своего нью-эйджевского журнала.
— Интервью? Какое интервью? С каких пор я даю интервью? С каких пор кто-то хочет взять у меня интервью? Зачем?..
Но Сонайя уже ушла.
Если бы в аду я мог держаться за единственный твой локон,
То удел святых в раю казался бы мне пыткой.
Руми
Я делаю, как велено. На следующий день преодолеваю двадцатиминутный путь до Айова-Сити на машине с закрепленным на багажнике велосипедом. Приехав почти на час раньше назначенного времени, паркуюсь в нескольких кварталах от студенческого городка и привожу в порядок велосипед. Айова-Сити отличное место для велосипедных прогулок, и великолепная погода заодно со мной. Накатывают темные облака, и далекий гром раскатисто предвещает приближение чего-то приятного.
Сегодня суббота, и в студенческом городке тише, чем в центре, так что я энергично и весело наяриваю вокруг и между зданий, в которых некогда размещались правительственные учреждения, пока их не выпроводили в город Де-Мойн, а старые здания и земли тем временем приобрел университет. На травке дремлют или читают редкие студенты, в самом разгаре редкие баскетбольные матчи, но серое небо и приближающаяся непогода вроде бы удерживают большую часть людей под крышей, так что в моем распоряжении широкие тротуары и возможность кататься по большей части беспрепятственно.
Закладывая лихие виражи по аллеям высшего образования с одним-единственным опасным моментом, в котором участвовали человек на роликах и собака, преследующая фризби, я замечаю, что до одиннадцати осталась пара минут, так что приходится свернуть на крутую дорожку, которая ныряет прямо в долину у реки, где я едва успеваю свернуть направо, чтобы остаться сухим, и следую с четверть мили по набережной до пешеходного моста, который стремительно проскакиваю, за чем следует серия трудных левых поворотов и несколько еще более трудных попыток затормозить на спуске к лодкам, и в итоге в воде оказывается только переднее колесо. Я прибываю к лодочной станции ровно в одиннадцать.
