— Возможно, я должна найти норку, – сказал она хмуро, – найти Иисуса. Может быть, так будет лучше для всех.
Я кивнул.
— Может быть.
***
— Спасибо вам, что говорите со мной, – сказал она. – Спасибо, что рассказываете мне всё.
— De nada[22].
— Не могу поверить, как изменилась моя жизнь. Вот я, здесь с вами, в каком-то странном предприятии, чем бы оно ни было. Это совершенно неправдоподобно. У меня такое чувство, что я сейчас проснусь рядом с Дэннисом, выключу будильник и начну новый день, забыв об этом безумном сне о новой жизни. – Её начало немного трясти. – Что я здесь делаю?
— Почему вы думаете, что вы здесь? – спросил я. – Отойдите на шаг назад от событий и спросите себя беспристрастно: что происходит? Несколько месяцев назад вы были адвокатом, женой, провинциальной мамочкой и всё такое, а теперь, вот, вы ведёте этот большой чёрный катафалк через Вирджинию...
— С Джедом МакКенной, – вставила она.
— С одним пробуждённым существом по дорогое на панихиду по-другому. Для вас это может стать хорошим шансом, чтобы подумать о том, что происходит и почему.
Несколько мгновений она молчала.
— А вы знаете? – спросила она.
— Я знаю про себя.
— Вы знаете, что будете говорить?
— В общих чертах. Мэгги подала мне идею «расскажи и покажи», это я и собираюсь сделать.
— Правда? И что вы собираетесь показать?
— Две вещи. Одну, как вы знаете, мы надеемся найти в целости и сохранности ожидающей нас в гостинице.
— А другая? Что ещё вы собираетесь показать?
Я протянул руку за водительское сиденье, достал из пакета её ежедневник и положил его на консоль между нами.
— Вас.
26. Пост-утробная беременность.
Преувеличивая и восхваляя, с самого начала переплачивая старых скупых торгашей, сам становясь размером с Иегову, литографируя Кроноса, сына Зевса, и Геракла, его внука, я покупаю изображения Озириса, Изиды, Ваала, Брамы, Будды; небрежно бросаю Манито в свой портфель, Аллаха на листе бумаги, гравюру распятия, с Одином и безобразным Мекситли – и каждый идол и образ. Я даю за них столько, сколько они стоят, и ни центом больше, допуская, что они когда-то были живы и трудились для своего времени, (они внесли свой скромный вклад для неоперившихся птенцов, которые теперь должны сами встать, взлететь и запеть).
– Уолт Уитмен –
Лиза завезла нас неизвестно куда, что впрочем, было очень приятно. Мы не спешили, поэтому она, придерживаясь основного направления, сворачивала на более пустынную дорогу, когда только
представлялась возможность. Так мы петляли больше двухсот миль. День близился к вечеру, мы оба немного устали от езды, поэтому остановились в маленьком городке у реки, чтобы найти место, где пообедать, и гостиницу с парой номеров.
Лизе не понравилось, когда я сказал ей, что она должна будет выступать перед группой на ферме Брэтт. Отказываясь, она приводила тот довод, что у неё нет ни знания, ни понимания духовных материй, и поэтому она была неподходящим кандидатом на выступление перед группой преданных духовных искателей. Я сказал ей, что за свой короткий путь она оставила далеко позади их всех, но она настаивала на своём решении не выступать.
— Я понимаю ваше нежелание, – сказал я, – но почти уверен, что вы всё же выступите. Это просто шаблон, который можно легко увидеть.
Она нашла прелестную старую гостиницу, и мы припарковались, но никто из нас не был сильно голоден, так что мы сначала решили размять ноги и посмотреть город.
— Как это чувствуется – быть сиротой? – спросил я её.
— Боже, я не думала об этом таким образом, – засмеялась она. – Я сирота. Так странно это говорить, как «я замужем», или «я больше не девственница».
— Может быть, это не столько новый статус, сколько нон-статус.
Хм, не знаю, я так не чувствую. Я не знаю, что я чувствую.
— Не хочу показаться равнодушным, но я бы хотел обратить ваше внимание и оценить то, как вселенная обеспечивает ваш переход – это впечатляет. Не знаю, ясно ли вам это сейчас, но то, как у вас отобрали прошлое и выложили перед вами будущее...
— Вы правы, – сказала она резко, – мне это не вполне ясно. Наверно, вам это видно яснее.
Я принял это за неохотное приглашение продолжить.
