Я с большим трудом взобрался на балкон соседа, чувствуя, что меня бьет мелкая дрожь. Дверь, слава Богу, оказалась приоткрытой, и я бесшумно проскользнул в прокуренную нору Арчи. В ней со вчерашнего дня ничего не изменилось. Правда, Арчи за это время успокоился и перестал рыдать. Он сидел в полутемной комнате за письменным столом, курил и следил за биржевыми новостями в Интернете и по телевидению. Возможно, к нему вернулась надежда. Но на экранах телевизора и мониторов была та же картинка, что и вчера: здесь суетились люди, у которых, судя по виду, состояние было близким к инфаркту, судорожно размахивали руками и издавали отчаянные крики так, как будто предупреждали друг друга о внезапном падении метеорита. Эти картинки перемежались с изображением каких-то графиков с прыгающими то вверх, то вниз кривыми и рядами чисел, в которых, пожалуй, не разобрался бы и сам Альберт Эйнштейн.
Честно говоря, прежний Арчи нравился мне больше, хотя он мылся всего лишь раз в неделю и при этом орал во все горло французские шансоны шестидесятых годов. Нынешний же Арчи, тупо уставившийся на цифры и графики, был похож на марионетку, которой управляли законы капитализма. Этот Арчи казался мне безликим. Он напоминал рекламную картинку из проспекта фондового рынка с изображением молодого аккуратно причесанного человека в галстуке, который, судя по всему, дни напролет проводил за ноутбуком, с ним же, похоже, и сексом занимался.
Впрочем, какое дело мне до Арчи? Философствовать о смысле жизни человека с моей стороны столь же абсурдно, как интересоваться планами на будущее мухи-однодневки. Я хотел как можно быстрее покинуть его квартиру…
И тут мое внимание привлек экран телевизора. На нем мелькнуло что-то очень знакомое, и я застыл на месте. Появившийся перед камерами биржевой репортер возбужденным тоном принялся давать свои комментарии. И тут я все понял! Головоломка, над которой я бился в течение нескольких дней, была решена. Более того, я узнал, до чего может дойти человек в своем стремлении переделать природу.
Все события вращались вокруг денег, главным действующим лицом в них был тугой кошелек, набитый долларами, евро, швейцарскими франками, иенами. Сердце человека принадлежало им. Мечта человека осуществлялась на биржах Нью-Йорка, Уолл-стрит, Токио. Под индексом Доу-Джонса я видел большой плакат с надписью:
ТЫ ЖИВОТНОЕ!
СКОРО/10.1.2003
www.animalfarm.com
А в глубине кадра мелькнула фигура фантома с горящим взглядом. Одетый в клетчатый костюм репортер с внешностью и ужимками обезьяны отступил в сторону, чтобы оператор мог сфокусировать камеру на плакате, а затем многозначительно улыбнулся телезрителям и быстро, захлебываясь словами, будто футбольный комментатор, заговорил в желтый микрофон, поправив на носу очки в роговой оправе. Речь шла о созданиях, имена которых ближе и понятнее современному человеку, чем имена его дядей и тетей. Журналист говорил о том, что «Майкрософт» сейчас переживает временные трудности, «Сэп» дышит на ладан, «Даймлер-Крайслер» только что вышел из очередного кризиса, «Сименс» в трудном положении, «Хьюлетт-Паккард» болен неизлечимой болезнью…
Журналист выстреливал информацию, словно автомат, сопровождая ее едкими комментариями.
Внезапно его лицо прояснело, и он лучезарно улыбнулся, обнажив безупречные искусственные зубы, блеснувшие в свете софитов. Повернувшись вполоборота, репортер показал на висевший за его спиной плакат.
— Дамы и господа, концерн «Энимал фарм» готовит в новом году настоящую сенсацию. О его новом продукте, с которым он вскоре вернется на рынок и начнет победоносное шествие, ходят самые невероятные слухи. Как известно, в последние годы «Энимал фарм» понес большие убытки. И казалось, что концерн уже никогда не встанет на ноги. Однако владельцы концерна полностью заменили его руководство, и на капитанский мостик поднялся новый капитан. Максимилиан Хатчинкс хорошо известен в деловом мире. Возглавив «Энимал фарм», он провел реорганизацию концерна и отказался от нерентабельных подразделений. Но прежде всего Хатчинкс сосредоточил свои усилия на разработке нового продукта, который в будущем займет лидирующее место на рынке. Впрочем, концерн не отказался и от производства своей традиционной продукции — кормов для домашних животных.