— Тихон, ты же свой человек, как тебе не стыдно коня забирать? — упрекнула она соседа.
Шайдоб горделиво приосанился:
— Я-то свой, а конь мой. Значит, и разговора быть не может.
Грянул дружный хохот присутствующих, только староста даже не улыбнулся. Бодягин взял наполненный самогоном стакан, протянул женщине:
— Выпей с нами.
— Не могу, мне и так горько, — покачала та головой.
— От меня не хочешь принять? Говоришь, горько? Будет сладко!
Все насторожились, не зная, что задумал бургомистр. А тот повернулся, что-то шепнул соседу-полицейскому, и полицай, встав из-за стола, принес из соседней комнаты свернутую в трубку бумагу. Бодягин развернул, разгладил ее, приложил к стене:
— Хайль!
Оба полицейских сразу вытянулись, щелкнули каблуками. Остальные, поневоле поднимаясь со стульев, удивленно глядели на незнакомый портрет.
Бургомистр выпятил грудь:
— Это фюрер, Гитлер. Что сделал я, то, считайте, он сделал. Противоречить не позволено!
Испуганно поглядывая то на портрет, то на бургомистра, Пылилиха начала пятиться к двери.
— Стой! — грозно крикнул Бодягин. — Возьми, повесь на самом видном месте в своей избе и молись, как молишься на икону! Я заеду, проверю. Не послушаешься… — и бургомистр многозначительно чиркнул себя ребром ладони по шее.
«Болван, выпил, и вся дурь из него наверх прет», — додумал Савка. А старуха, дрожащими руками свернув портрет, поблагодарила, сама не зная за что, и поспешила закрыть за собой дверь.
В тот же день портреты Гитлера были развешаны на улицах, на заборах, даже в избе Алены, где обычно собиралась молодежь. Люди шептались, что гитлеровцы собирались развесить их на улицах Москвы, но не удалась, так теперь по деревням распространяют. Один портрет кто-то пристроил на самом верху бани, которую Шайдоб уже принялся разбирать. Глаза у Гитлера были выколоты, а под портретом — строчки: «Берегись, Шайдоб! Он бежит из-под Москвы пешком, а ты и на коне не убежишь!»
Старик снял портрет. Вскоре и баню разобрал по бревнышку, перевез на свой участок, построил хлев. Призапас сена, дров. Наступила очередь раздобыть корову. Шайдоб принялся наседать на старосту: выполняй приказ бургомистра! Даже пригрозил Савке: не выполнишь, передам в комендатуру документ о бандитских вылазках против фюрера! Эти угрозы слышала Зина.
Прищурив серо-голубые глаза, Зина расчесала перед зеркалом кольца спадающих на плечи светлых волос, потуже затянула поясок на тонкой талии и вдруг сморщила нос, показав своему отражению язык:
— Ненавижу себя!
Подошла к окну. На улице показался Володя. Несмотря на мороз, он был в одном пиджаке. Зина знала, что одежду у хлопца отобрал полицейский, и пожалела его.
Как только Володя вошел в избу, девушка рассказала ему о подслушанном ею разговоре отца и Шайдоба. Зина была уверена, что отец предупредит тетку Марию насчет коровы, а вот какой документ собирается старый черт везти в немецкую комендатуру — вопрос.
— Догадываюсь, в чем дело, — сказал Володя. — Случай с портретом на бане хочет на Пылилу свалить. Павел однажды вспомнил о раненом полицае, вот и… Не знаешь, когда Шайдоб введет в Жлобин?
— В понедельник. Сам говорил, что поедет искать гвозди, а заодно и наведается в комендатуру.
— Хорошо. Но назад уж не вернется.
Зина испугалась:
— Зачем он тебе? Лучше корову обменяйте в какой-нибудь деревне, и все.
— Ой, миленькая моя, разве можно из-за коровы губить человека? Еще в плену я поклялся жизнью матери, что вырвусь и на каждом шагу буду уничтожать гадов. Хорошо, что предупредила. Мне пора.
Уже темнело, когда Володя надел лыжи и помчался к Сергееву. Миновав Волчий Лог, где обычно встречался с политруком, он вскоре пришел в Вепряты. Сергеева застал дома. Тот удивленно взглянул на запыхавшегося парня, быстро накинул ватник и вместе с хлопцем вышел во двор.
— Александр Данилович, что же делать? — спросил Володя, рассказав о случившемся.
— Жду, что ты предложишь.
— Об этом не трудно догадаться.
— То есть?
— Стукнуть!
— А как?
— Вы боитесь, что я не попаду?
— Почему же, попадешь. — Сергеев задумался. — Стало быть, он поедет послезавтра. Ну что ж, настало время рассчитаться. В волость он собирается не на пригородном поезде? Говорят, в нем ездят только немцы на строительство моста.