На глазах у девушки показались слезы.
— Прошу тебя, Зиночка, не обижайся, — поцеловал ее юноша в щеку. — Мы всегда будем вместе, но только не сегодня. Ты должна с этим согласиться.
И, повернувшись, быстро зашагал в сад, чувствуя на себе ее полный тревоги взгляд.
Сергеев с приземистым, широкоплечим парнем встретил его в условленном месте. Парень пожал Володе руку:
— Гриша.
Прежде всего решили обсудить дальнейший путь. Политрук предлагал идти по лозняку, а Володя знал более короткий путь.
— Чего бояться? — вмешался в их спор Гриша. — Идем, где ближе. Быть может, Шайдоба встретим: свяжем и под лед.
Но Сергеев не согласился.
— Мы не во фронтовых условиях, а партизаны, — сказал он, — и конспирация пока первый наш помощник. Любая операция начинается с того момента, когда ты готовишься к ней. Я не против короткой дороги, но хочу, чтобы вы поняли: опасность может подстерегать там, где ее не ожидаешь.
Пришлось согласиться с бесспорными доводами политрука, повернуть к кустам.
Пока до железной дороги было далеко, Сергеев шагал спокойно. Но вдруг остановился, вглядываясь в один из кустов, и хлопцы разом бросились к нему:
— Что там такое?
Политрук улыбнулся:
— Ничего. Вот вы уже и действуете, молодцы. Только не надо сбегаться, если один что-либо заметит.
— Ух, напугали, — признался Володя. — Спасибо за науку. Скоро будет тропинка до самого котлована. Только рановато мы идем, подождать бы, пока стемнеет.
— Не беда, по этой железке другие поезда пока не ходят, а чтобы развинтить рельсы, нужно время. Да и с костылями придется повозиться, пока их вытащишь. Хорошо, что Гриша догадался захватить ломик.
— Тогда быстрее, — сказал Володя и первый зашагал по снежной целине.
Ветер взвихривал мелкий снег, бросал в разгоряченные лица, слепил глаза. Когда ранние сумерки начали опускаться на заснеженную землю, добрались до полосы отчуждения, протянувшейся вдоль железной дороги. Залегли, прислушались. Ветер все еще завывал в проводах телеграфной связи, а кроме него — ни малейшего постороннего звука. Подготовив французский ключ и ломик, все трое, впервые почувствовав себя настоящими партизанами, осторожно двинулись к полотну. Пригляделись — ни души, только резко пахнет каменным углем.
— Эх, лиха беда начало! — негромко сказал политрук и вместе с Володей начал отвинчивать гайки. Вслед за ними Гриша принялся ловко вытаскивать рыжеголовые от ржавчины костыли. А освободив от креплений первую рельсу, втроем повернули ее набок, присыпали снегом темные места на шпалах и, не задерживаясь, отправились назад.
Лида принесла печальное известие: охрану лагеря, где находился Микола, усилили и никаких передач для пленных не принимают.
Она попыталась уговорить Василя съездить в лагерь, но тот отказался:
— Пока отец не поправится, не поеду.
А Шайдоб во время крушения поезда сильно ушибся и теперь отлеживался дома. Лечил его доктор Ярошев. Правда, Василь не очень доверял ему и однажды привез другого врача. Тот осмотрел отца и сказал, что надежд на выздоровление мало: нужно было сразу оперировать, а теперь старик совсем ослабел.
Через три дня Шайдоб умер. Лида знала, что о свадьбе Василь в такое время говорить не будет, и начала избегать его, при случае упрекая в том, что обещал освободить Миколу, а сам ничего не сделал.
Причину крушения поезда расследовал сам Бодягин, считавший его обычной аварией. После этого Володе стало легче, он смелее заходил к Зубенкам и Кислякам.
У Василя, правда, еще оставались кое-какие надежды на Лиду, и к Володе он относился неплохо, хотя по деревне ходили слухи, что полицейского ранил Мариин сын.
Однако, благодаря этим слухам, хлопцы, которым Володя не решился бы доверить что-либо серьезное, смотрели на него как на героя. Но юноша был осторожен, присматривался к ребятам и к Пылиле. Нельзя сказать, что Павел не оказывал влияния на колхозную молодежь. Он и в предвоенное время иной раз организовывал танцы, да и по возрасту был старше многих. И теперь Володя опасался, как бы Павел не запугал ребят.
Вот почему и решил он во что бы то ни стало встретиться и поговорить с Пылилой. Только подходящий случай никак не подвертывался.
