Впрочем, до этого дело не дошло. Ирма взяла себя в руки и самоотверженно старалась одаривать мужа любовными ласками со всем пылом, на какой только была способна. Изголодавшийся по женскому телу Жига Балла не задумывался, искренне она это делает или нет. Он получал то, что хотел, остальное его не заботило. В перерывах между любовными утехами они разговаривали об Имре. Женщина плакала и жаловалась на беспутного парня. Жига Балла понимал страхи своей «верной» супруги. Конечно, Имре способен поджечь усадьбу, с него станется. Эти Давиды все такие: заводятся с пол-оборота.
— Ну ничего, ничего, все уладим, — успокаивал он жену, поглаживая сильной рукой ее плечи, шею, золотистые волосы.
В воскресенье они встретились возле церкви с Имре и Миклошем, которые возвращались с курсов по подготовке допризывников. Увидев дядю и его жену, Имре направился прямо к ним и почтительно приветствовал тетю Ирму, будто ничего и не случилось, а затем — хотя и не был чрезмерно чувствителен по своей натуре — обнял и расцеловал дядю. Жига Балла растрогался. «Смотри-ка, — подумал он, — этот малый любит меня, да еще как, я же чувствую». Улыбаясь, глядел он на крепкого, рослого парня, потом, осененный внезапной идеей, повернулся к женщине:
— Мне надо поговорить с Имре. Ты пока ступай на молебен, а как закончится, приходи в корчму к Йожефу. Мы будем там.
Ирма кивнула и с гордо поднятой головой направилась к церкви. Жига Балла провожал взглядом ее стройную фигуру до тех пор, пока она не скрылась в дверном проеме. И только повернувшись к Имре, у мастерской часовщика Роберта Шварца Балла заметил Миклоша, стоявшего в ожидании.
— Что же ты не позовешь своего друга? — спросил Жига Балла.
— Миклош! — крикнул Имре. — Иди сюда.
— Ты чего, парень, боишься меня, что ли? — улыбнулся Балла приближавшемуся худощавому подростку.
— Чего мне бояться? — буркнул Миклош. — Никого я не боюсь. У меня совесть чиста.
— Вот это разговор, сынок, — кивнул Балла, одергивая ладно сидевший на нем френч.
Они двинулись в сторону корчмы, обходя прогуливающихся, никуда не спешащих людей. Было теплое осеннее воскресенье, хорошая погода многих выманила на площадь. Возле самой корчмы им навстречу попался Форбат. Жига Балла по-уставному приветствовал его. Форбат махнул рукой Балле, чтобы тот остановился.
Они стояли у лавки торговца картинами Армина Канцлера. Миклош отвернулся и стал разглядывать выставленные в витрине картины.
— А ты не хочешь поздороваться? — проворчал Форбат. Миклош исподлобья окинул ненавидящим взглядом коренастую, приземистую фигуру жандарма, его густые черные усы, круглую, как бочонок, могучую грудь, на которой едва не лопался от натуги мундир. — Я к тебе обращаюсь.
— Ко мне? — с нахальной гримасой переспросил Миклош. — А зачем?
Имре улыбнулся. Форбат заметил это.
— Значит, ты не хочешь здороваться? — повторил он, и его мясистое лицо стало наливаться кровью.
— С кем?
Форбат шагнул ближе, жестко взглянул в глаза юноше:
— Со мной.
Миклош дерзко шмыгнул носом, потом отошел к акации, смачно сплюнул и оттуда снова воззрился на Форбата:
— С вами? А с какой стати? Вы мне не отец. И не родственник. Я вообще не знаю, кто вы такой. Так зачем мне с вами здороваться? И знаете что? Не надо мне тыкать. Мы с вами на брудершафт не пили.
— Ах вот как? — промолвил Форбат. — Ладно. Тогда я вам вот что скажу: я позабочусь о том, чтобы вы как можно скорей познакомились со мной. И узнали бы, кто я такой.
Жиге Балле понравилось смелое поведение Миклоша, и он вступился за юношу:
— Парень ничего плохого не сделал, господин фельдфебель. К тому же он со мной.
— С вами, господин сержант? Очень странно.
— Ничего странного я в этом не нахожу, — сказал Балла. — Миклош — друг моего племянника. И потом, почему он должен здороваться, если он этого не хочет? Разве есть такой закон или официальное предписание, чтобы прохожие на улицах приветствовали служащих венгерской королевской жандармерии?[15]
Форбат внимательно оглядел Баллу, словно перед ним был выставочный экспонат, и пригладил густые усы.
— Ну хорошо, господин кадет. Я это запомню. Не сомневайтесь. — И повернулся к юноше: — А с вами, молодой человек, мы скоро познакомимся, очень скоро. — В голосе его прозвучала угроза.
