Естественно, что разговор снова вернулся к наболевшему. Открывая свое дело, Павел понимал, что бандиты его в покое не оставят. Поэтому и принял предложение Мамона сразу. Тот за двадцать процентов с прибыли брал кооператора под свою «крышу».
Голенев рассказал, как наладил в Лазоревске охрану кооператоров. Павлу Дорофеевичу идея понравилась. Но где взять людей, он не знал:
– Может, на юге еще мужики и остались. А у нас одни алкаши. Да и кооперативов мало. Многие боятся, но большинству лень. На себя работать приходится от зари до зари. И без выходных. Не веришь, минуты свободной нет…
Убеждать Голенева нужды не было. Что значит свое дело, он испытал на собственной шкуре. Павел Дорофеевич много говорить не мог, бинты мешали. Рассказывала больше Вера. Голенев узнал, что ее муж инженер. Денег всю жизнь не хватало. Павел давно начал подрабатывать на стороне. В отпуск нанимался строить дачи, ездил с бригадой на Север. Как только разрешили кооперативы, размечтался о своей лесопилке. Но оборудование и аренда помещений требовали средств. Год отработал по найму, немного скопил. Сначала организовал мастерскую по обработке дерева. Недавно они открыли магазин. Он работал в ангаре. Вера пошла торговать. Дочка занялась бухгалтерией. Тоня окончила училище, и в учете разбиралась. От заказчиков сразу отбоя не было. Когда Кащеев пристал дело ему продать – муж отказался и предупредил Мамона. Кащеев явился снова. Пока молотил в дверь, кооператор успел позвонить. Потом его били до потери сознания. Из ангара его вынес сам брат Мамона, Дениска, и спрятал у себя.
– Спасибо ему, конечно. Но нам это все не нужно. Мы хотим честно работать и за это иметь все самое необходимое. – Закончила Вера.
Олег слушал женщину и понимал ее сердцем. Ему в доме этих работящих, упорных людей все было ясно. Он разделял их желание жить по-человечески своим трудом. Он добивался того же.
В девять гость посмотрел на часы и поднялся. Ему очень не хотелось уходить, потому что Тоня зацепила его сердце, но Олег никогда не злоупотреблял гостеприимством хозяев:
– Спасибо. Все было очень здорово. – Он протянул им бумаги.
– Что это? – Спросила хозяин.
– Это наш договор о купле-продаже. Спрячьте его. Вам так будет спокойнее.
Они стали спорить. Он настоял:
– Мне документ не нужен. Придет время, вернете мне деньги. До встречи.
Неожиданно Тоня поднялась следом:
– Мама, я Олега провожу немного?
– Правильно, дочка. В темноте наш гость еще заблудится…
Голенев достал гребенку и причесался. Он это делал всегда, когда хотел скрыть смущение.
На улице посвежело. На черноморском побережье такие вечера наступают к середине сентября. Олег с наслаждением вдохнул прохладный воздух и взял Тоню под руку. Микрорайон остался позади. Начались старенькие улочки глуховских окраин. В деревянных домах уже зажгли лампы, и на подоконниках тенью обозначились горшки с геранью и гортензиями. Прохожие им почти не встречались. Подросток проехал на велосипеде, бабка набирала ведро воды возле колонки.
– Скучный у нас городок… – Тоня не то спрашивала, не то извинялась за свой город.
– Не знаю. Мне кажется, скука живет не в городах, а в самом человеке. Мне нигде скучно не было. Трудно было, больно было, иногда обидно было, а скучно никогда.
– Похоже, вы правы. Я тоже так чувствую.
– Давай на «ты». Помнишь, когда прощались, у тебя получилось…
Она покраснела:
– Хорошо. Будем на «ты». – И взяла сама его под руку: – А на войне страшно?
– Вернешься, вроде страшно. А там не замечаешь. Война – это работа, и работа грязная…
– Вы их убивали?
– Они нас, мы их…
– За что? Они же просто хотели жить по-своему, на своей земле…
– «Духи» были разные. Кочевники пуштуны варвары и прирожденные убийцы, их мне не было жалко. Другое дело, афганские таджики, народ культурный, с богатыми традицими. Они строители, в них стрелять грешно.
– Зачем стрелял?
– Я был солдатом. А у солдата профессия такая – воевать и не думать.
– А кто должен за вас думать?
– Наверное, политики…
– Политики такие же бандиты, как Кащеев. Они думают только о себе.
– Не все. Мой друг Постников о себе совсем не думает.
