Другая жизнь и берег дальний - страница 34

Шрифт
Интервал

стр.

Мне удалось на пароходе шатком
Бежать в капиталистический сей ад
Во все антисоветские лопатки.
Благодарю за то, что убежать
От Сталина мне подвернулся случай
Пред тем, как воцарилась благодать
И жить там стало веселей и лучше.
Спасибо, что на жизнь себя обрек
Среди эксплуататоров проклятых.
Благодарю, что я теперь далек
От всех вождей кремлевских вместе взятых.
Благодарю за то, что по утрам,
За вкусным, крепким, настоящим кофе
Не нужно мне читать советский хлам
О неизбежной нашей катастрофе.
Благодарю за то, что океан
Пока еще надежная граница.
А потому не страшен Микоян
И никогда мне Брежнев не приснится.
Возможно, что эгоистичен я,
Что с чисто мелкой, шкурной точки зренья
Взираю я на все проблемы дня.
Есть в этом доля правды, без сомненья.
Я извиняюсь. Да, я виноват!
В России я, возможно, был бы в ссылке
И ел бы там, как много лет назад
Поджаренные стружки и опилки,
Или пюре из травки и песка,
Или иное блюдо в этом роде.
А здесь я уплетаю индюка,
И умилен своим чревоугодьем.
Благодарю. И — повторю опять —
За то, что целый вырвался из рая,
И жив еще. Хоть, должен вам сказать,
Что я теперь немножечко хвораю.
Боюсь признаться, но я постарел.
Я стал хилее и слабее как-то.
В лопатке ревматический прострел,
И сердце прежнего не отбивает такта.
И ничего я делать не могу,
Как раньше, без какой-нибудь заминки.
Во мне на каждом портятся шагу
Какие-то несчастные пружинки.
Я кашляю. Хриплю. И каждый час
Глотаю я какие-то пилюли.
Течет во мне уже не кровь, а квас.
Года меня безжалостно пригнули.
В ушах стоит невероятный звон.
Я их усердно затыкаю ватой.
Я по ночам томлюсь. Нейдет мне сон.
Мне на бок повернуться трудновато.
Ушли былой задор, былая прыть.
Мой эмигрантский рок весьма коварен.
Как будто не за что благодарить —
А все же я, представьте, благодарен.

Как стать американским гражданином

Пришел ко мне знакомый соотечественник, чем-то сильно расстроенный.

— Что с вами? — спросил я его. — Что случилось?

— Только что со мной произошел инцидент, который меня очень встревожил, — ответил он срывающимся от волненья голосом. — Какой-то тип меня остановил на улице. Сказал, что он журналист, работает в какой-то газете и проводит анкету об отношении населения этой страны к внешней политике Белого Дома. Попросил меня высказаться по этому поводу. Я ему объяснил, что никак высказаться по поводу внешней политики президента не могу, так как я еще не американский гражданин. Журналист этот, проныра первой степени, так ко мне пристал, что я не выдержал и сказал ему, что именно мне во внешней политике Белого Дома нравится, а что не нравится.

— Так что же вы волнуетесь?

— Но ведь я не гражданин. Гражданские бумаги получу только через полгода. Не думаете ли вы, что у меня возникнут неприятности с властями?

Я расхохотался и заверил своего приятеля, что здесь любой человек, независимо от того, имеет ли он гражданские бумаги, или не имеет, может свободно и безнаказанно выражать свое мнение.

Он ушел, далеко, однако, не уверенный в том, что с ним не произойдет никаких неприятностей из-за его критики внешней политики президента Соединенных Штатов.

Этот случай дал мне идею составить руководство для русских эмигрантов, желающих стать американскими гражданами.

Для того, чтобы стать американским гражданином, необходимо в первую очередь приехать в США. Было бы, конечно, очень хорошо, если бы неудачники, родившиеся за пределами Соединенных Штатов, могли стать американскими гражданами заочно. Но это никак невозможно.

Я приехал в Америку к родственникам.

На всем земном шаре нет более страшных людей, чем родственники. Родственники отличаются тем, что если вы не пристроены, вам надо их отыскивать, а если вы пристроены, они отыскивают вас.

Я прибыл в Нью-Йорк в противный мокрый январский день. На набережной меня встретил дядя. Во всяком случае, он сказал, что он мой дядя, и я ему поверил. Действительно, подумал я, какой сумасшедший, если он мне не дядя, притащится в такую отвратительную погоду, чтобы встречать меня?

Дядя осмотрел меня с головы до ног и, по-видимому, остался весьма недоволен тем, что увидел.

Он что-то сказал мне на своем туземном наречии. Я ничего не понял и только замычал по-коровьи. Тогда-то я впервые понял, какую роль в жизни эмигранта имеет мычание. Дядя несколько раз хлопнул меня по плечу, сказал что-то, что было похоже на «гуд-бай», и ушел. Вернулся через двадцать три года. Не на набережную, конечно. Меня там уже не было.


стр.

Похожие книги