У всех квартирантов были ключи к обеим дверям — от парадного входа и от черного хода. Но дверь от парадного хода в будни была закрыта на засов изнутри, так что ключ к этой двери, по выражению одного из квартирантов, имел значение чисто моральное, но не практическое.
Большинство наших друзей знало, что им нельзя в будние дни пользоваться парадным ходом. Но иные не знали или забывали.
Моя хозяйка была здоровенная баба; мускулы у нее были почти как у Луриха; мы ее действительно побаивались. Я тогда английского языка не знал, и говорил я со своей хозяйкой на смеси нижегородского с польским, которым тоже не владел.
Раз случилось, что ко мне в четверг вечером пришли в гости двое новых знакомых, которых я забыл предупредить о странности хозяйки. Лил сильный дождь. Хлюпая и шлепая галошами, мои приятели поднялись на парадное крыльцо, нажали кнопку электрического звонка. Хозяйка, им открыла дверь. Приятно улыбаясь, гости спросили, как попасть в мою комнату.
С полминуты хозяйка стояла неподвижно перед моими посетителями, преграждая им путь. Затем она открыла рот, из которого полился поток брани на английском, польском и лодзинском языках.
До меня на второй этаж, где находилась моя комната, донеслись изысканные слова польской и английской речи, вроде англо-саксонского выражения «пся крев». Мои приятели, ничего не понимая и ни о чем не догадываясь, позорно бежали. Хозяйка этим не удовлетворилась. Она поднялась на второй этаж и потребовала от меня объяснений: как это я мог допустить, чтобы ко мне приходили какие-то босяки в галошах, через парадную дверь — за два с половиной месяца до ближайшего праздника? Мне пришлось извиниться за друзей.
Почему я не съехал с квартиры? Пять долларов в неделю за комнату даже по тем временам была дешевая плата. Кроме того, с меня хозяйке следовало за восемь недель — сорок долларов. Полька, с другой стороны, тоже не хотела со мной расставаться: я представлял собой своего рода капиталовложение.
Когда моя задолженность достигла шестидесяти долларов, я стал зазнаваться и капризничать — пусть выселяет меня!
Наступил день, когда я, весело насвистывая популярную тогда американскую песенку «Эй, ухнем!», вышел на улицу через парадную дверь, предварительно подняв засов. Хозяйка выскочила в коридор, печально посмотрела на меня, но ничего не сказала. Шестьдесят долларов, все-таки, были хорошие деньги!
Нью-Йорк в летнее воскресенье
Я не понимаю людей, уезжающих из Нью-Йорка на викенд. Я обожаю наш город в летний субботний или воскресный день, когда никого в нем нет, когда улицы спокойны и пусты, когда автомобили куда-то исчезли, как бы по мановению волшебного жезла. Магазины закрыты; тротуары и мостовые безлюдны; все вокруг застыло в величавой неподвижности.
Пусть любители природы едут за город к своим букашкам и пташкам. Пусть они несколько часов подряд вдыхают на пыльных дорогах бензин, двигаясь черепашьим шагом, проклиная все на свете. Я остаюсь в Нью-Йорке, часов не наблюдаю, наслаждаюсь тишиной и красотой нашего города.
В будний день вы даже не отдаете себе отчета, что собой представляет Нью-Йорк. Вам некогда на него посмотреть, и вообще из окна вагона подземной железной дороги городом при всем желании нельзя любоваться. А улицы так загромождены людьми, экскаваторами, кранами, автомобилями, грузовиками, что вы устремляетесь, куда вам надо, даже не оглядываясь по сторонам.
Но в субботу или воскресенье ничто в нашем прекрасном городе не может помешать вам им наслаждаться.
Жители Нью-Йорка почему-то с презрением взирают на тех, кто на субботу и воскресенье остается в городе. Признаком хорошего тона и материального благосостояния считается отъезд из города в пятницу вечером и возвращение в понедельник утром.
По-видимому, у меня хорошего тона нет и материально я не обеспечен, ибо никуда в пятницу вечером не уезжаю и никуда уезжать не хочу. Когда меня приглашают куда-нибудь на викенд, я всячески изворачиваюсь, пускаюсь на всевозможные хитрости и даже подлоги, чтобы от приглашения избавиться и остаться в Нью-Йорке.
Пусть, говорю я себе, за город уезжают наивные простаки, не умеющие наслаждаться жизнью. Пусть они едут к своим кустарникам и березкам, к своим пляжам и дюнам, к своим горам и закатам.
