– Что же тогда делать?
– Накапливать силы. Беречь уже достигнутое.
– Сколько на это потребуется времени? Столетия? Тысячу лет?
Френкель остановился и развел руки.
– Не знаю, – откровенно признался он. – Ход истории не зависит от наших желаний. Может быть… – он задумался, как будто ему сейчас в голову пришла новая мысль.
– Что? – спросила она, тоже останавливаясь.
– Может быть, наступит глубокий кризис системы и создаст новые политические условия…
Сзади послышался скрип снега под ногами быстро идущего человека. Ирина обернулась и узнала в идущем Олафа.
– А, это вы! – приветствовал, поравнявшись с ними, Олаф Френкеля.
– Вы к Дубинину? – Френкель отступил в сторону, давая ему дорогу.
– Да, мы еще не виделись. А вы, позвольте спросить, куда направляетесь?
– Вот провожаю даму туда же, – ответил Френкель.
– Так вы и есть та самая Ирина? – обрадованно воскликнул Олаф, поворачиваясь к ней и пристально вглядываясь в лицо. Как же, как же. Слышал о вас и чрезвычайно рад встрече.
– Вы друг Павла? – спросила она, протягивая ему руку.
– Самый близкий! – ответил он, мягко и осторожно пожимая ей руку в варежке из заячьей шкурки.
Ирина обернулась к Френкелю, как бы извиняясь.
– Я, может быть, пойду? – понял он. – У вас теперь есть провожатый.
– Спасибо вам, что проводили.
– Это вам спасибо. – Френкель церемонно раскланялся и засеменил в обратную сторону.
– А мне Павел ничего о вас не рассказывал, – обернулась Ирина к ожидающему ее Олафу. Они пошли рядом. Ирина по тропинке, а Олаф – по глубокому снегу, доходящему до половины его меховых сапог.
– У нас не принято рассказывать друг о друге. Такая, знаете, работа…
– Вот мы и пришли! – Ирина остановилась у дощатой низенькой калитки. В окне дома горел свет.
– Павел! К тебе гость! – крикнула она, открывая дверь дома.
Павел сидел на табурете у открытой дверцы плиты и что-то шил из грубовыделанной лосиной шкуры.
– Олаф! – вскрикнул он, увидев вошедшего, вскакивая и раскрывая объятия.
– Подожди! Дай стряхну снег! – смеялся тот.
– Живой! – Павел тискал Олафа, хлопал его по спине.
Ирина невольно залюбовалась ими. Они были примерно одинакового роста, высокие, широкоплечие.
– Как видишь! Жив! Хотя, признаться, думал, что не уйду из последней переделки. Мы попали в засаду, потеряли троих, но все-таки доставили детей по назначению. Ты тоже, мне говорили, был в передряге.
– Не без этого. Надо было добыть списки провокаторов.
– Знаю! Все знаю! Мы же получили их копии. Как туда попал Станецкий? Это такая для всех неожиданность!
– Ирина, собери нам чего-нибудь, – попросил Павел. – Ты, наверное, голоден? – спросил он, принимая у Олафа куртку и вешая ее на гвоздь.
– Как волк!
– Я вам поджарю олений окорок, – предложила Ирина.
– Давай окорок, – согласился Павел.
– И чаю, чаю, если можно, – попросил Олаф.
– Обязательно! Я уже поставила кипятить воду. У нас есть прекрасная заварка!
– Да, Станецкий был и для меня полной неожиданностью, – продолжил разговор Павел. – Когда я прочитал его фамилию, не поверил своим глазам. Кто-кто, но он? Ведь сколько раз был с нами в деле. Его допросили?
– Да, как и других, перед расстрелом.
– Что он говорил?
– Сначала все отрицал, а потом признался, что его завербовали два года назад. Да! Тебя уже тогда с нами не было! Мы проводили операцию и при отходе обнаружили, что с нами нет Станецкого. Он объявился через два месяца и предоставил вполне убедительные объяснения своего длительного отсутствия. Путь, как он говорил, к отступлению был отрезан. Он действительно отходил последним. Поэтому пришлось возвращаться на базу другой дорогой. Мы это, конечно, проверили, и все подтвердилось. Как выяснилось на допросе, он был захвачен. У него, конечно, сняли мнемограмму, откуда и стали известны наши базы. Затем ему предложили либо операцию на мозге, либо подписку о вербовке. Он предпочел второе, считая, что после записи мнемограммы наши базы будут ликвидированы. Вот, между прочим, загадка, которую мы не могли понять. Почему нас не тронули?
– Как я понимаю, сведения, которые они узнали от Станецкого, оказались недостаточными. Они хотели сначала получить полную информацию, раскрыть все наши базы и потом одним ударом покончить с ДС. Если бы акцию предприняли раньше, то другие базы изменили бы свое местонахождение. К счастью, занималась этим не политическая полиция, а лично Заманский, который имел собственную полицию и, как мне кажется, находился в натянутых отношениях с начальником полиции. В общем, он хотел все сделать сам и не делить ни с кем почестей.
