Из пасти эротичного орангутанга вновь вырвался вопль, и вновь ко все время звучавшей ненависти добавилась боль. Когти соскользнули с моей спины, и я оказался придавлен какой-то ужасной тяжестью к воображаемой плоскости.
Вспомнив об изученных уже мной свойствах этого хитрого пространства, я сделал шаг вперед — как бы сквозь пол, — совершенно невообразимое ни в каком другом месте движение, и, как и рассчитывал, хотя все равно — совершенно неожиданно! — избавился от навалившегося на меня тела.
Я побежал, и лишь резко смолкнувшие вопли «того, с кем я бился в мерцании лиловом», заставили меня оглянуться. Лежа ничком с беззащитно подвернутыми под себя руками — так, что их страшные кисти-лапы были мне не видны, — мой недавний соперник возбуждал сильнейшее эротическое чувство. Даже слово «зад» показалось мне слишком грубым по сравнению с лишенными лишнего жира ягодицами. О только что происшедшей неприятной стычке напоминая только торчащий между ними обугленный коробок Чудовской фабрики. Но я не обольщался насчет авторства этой победы. Подлая игра со спичками только помогла мне спастись. Сражавшееся со мной было повержено малютками дракашами, видимо, с помощью их электрических свойств. Действительно, когда мышцы ног поверженного мутанта чуть задрожали, один из пяти суетившихся вокруг тела дракош еще раз взмахнул хвостиком, и послышался знакомый треск разряда. Судороги прекратились. Все пять дракош облепили бесчувственную фигуру и поволокли ее куда-то вглубь пространства. Через пару мгновений я был лишен этого зрелища.
Хлеба мне еще не хотелось. Вокруг меня опять с пищанием засуетилось несколько дракош, что сильно отвлекало от размышлений, на которые навело меня появление ЭТОГО — мордолысого саблезубого орангутанга, лапы пещерного медведя… но тело-то было человеческое, слишком человеческое… и ничто человеческое было ему ее чуждо! Кроме, пожалуй, разума… Неужели здешняя мразь так экспериментирует с людьми — своими пленниками, — превращая их в невообразимых мутантов, воздействуя на мозг? Или местный док Моро развлекается?
Впрочем, я был повержен всем происшедшим уже в такое бредовое состояние, что за свою индивидуальность давке и не испугался, а чуть не всплакнул о судьбе… ЭТОГО, нападавшего на меня. Сентиментальное воображение нарисовало мне девушку с лицом и кистями рук, соответствующими виденному мной телу… Возможно, она была киноактрисой… или тихоней-студенткой, не осознававшей своей сексапильности…
Писк вокруг меня усилился, я оглянулся и обмер: из лилового мерцания приближалась ко мне очередная пакость и притом преотвратнейшая: длинное просвечивающее тело зеленоватого оттенка, внутри которого переливалось и вспыхивало что-то темно-пурпурное, оканчивалось мохнатой головой.
Ни ручек, ни ножек у монстра и в помине не было, ей помогало передвигаться некое подобие антикварного инвалидного кресла, поскрипывающее двумя деревянными колесами, которые вертелись как бы сами собой. Лицо страховидища было бы ну совсем человеческим, если бы на нем было побольше глаз или хотя бы нос, а не один только беззубый рот, неприятно подергивающий фиолетовыми губами. Уши, возможно, и были, но только я их под пышным волосяным покровам как-то не заметил. Рот чудовища как бы охнул, и окружающее мерцание прорезалось на мгновение снопом белесых искр из его глотки.
«Ну вот, приехали, — подумал я, — калека какой-то жечь меня будет. Трамваем, что ли, каким-нибудь местным ему ноги отхватило?». Бежать не была смысла — в той среде, в которой я находился, дракоши перемешались всё так же юрко, а мои мускулы стали как вата… Похоже, наступила моя очередь получить лицо орангутанга или ноги жука-навозника.
— Скажи, почему я вызываю в тебе такие неприятные ощущения? — спросил вдруг Рот человеческим голосом, подкатив еще метра на два.
