Антону стало обидно, что ценность его находки поставлена в зависимость от личных качеств царицы.
— Но ведь это серебро? — попытался отстоять справедливость он.
— Конечно, — согласился дедушка, — тогда любили роскошь, блеск нарядов… Устраивали балы, которые стоили больших средств…
— А тогда в музее эти монеты почему?
— Ну, их не так много сохранилось. Кстати, — вспомнил дедушка, — я для тебя книжку приготовил. Иди сюда, — и поманил его к дивану, па валике которого лежал здоровенный том со множеством бумажных закладок, — Ты спрашивал, откуда появилось название нашего переулка.
Сел, переложил том на колени. Антон устроился рядом.
— Сначала посмотри картинку. Улицу эту ты, несомненно, знаешь.
Улицу Антон действительно узнал. Та, на которую Пашка звал его искать деньги.
— Названа она в честь видного ученого-географа, путешественника, — стал рассказывать дедушка. — А наш переулок — в память об одном из его сподвижников. Тот дом, которым ты интересовался, раньше занимал мелкий чайный фабрикант с совершенно другой фамилией. Насколько мне известно, потомки его здесь уже не жили.
— Оттуда никто не выходит. И ворота не открываются, — сказал Антон.
— Так, может, он просто заколочен?
Поразительно: как дедушка — при ого опыте и познаниях — не умел отличить основное от второстепенного. И чайный фабрикант, и сподвижник географа-путешественника лишь проясняют ситуацию с Германом. Если фабрикант — не потомок сподвижника, то и Герман к названию переулка отношения не имеет. Но это так, попутные сведения. Главное же то, что дом только по видимости необитаем, а на самом деле в нем живут. Разве не странно? Об этом и надо задумываться. Но именно эту информацию дедушка пропускает мимо ушей, отмахивается от нее при помощи самого неподходящего объяснения. Да если бы дом был «просто заколочен», туда бы уже миллион раз слазали. И все выяснили.
Может быть, стоит рассказать про лохматого медведя или бульдогов? Вряд ли это имеет смысл. Тем более не поверит.
— Я пойду, — поднялся Антон. Беседа с дедушкой зашла в тупик, и ему не терпелось показать монету во дворе. Это им не чертов палец.
— И еще… — удержал его дедушка. Перелистав книгу, достал лежавшую между страниц фотографию женщины в длинном платье. — Знаешь, кто это?
— Нет, — сказал Антон.
— Баба Лена!
Антона, уже пятившегося к двери, невольно потянуло обратно. Дедушка любовался фотографией с нежностью. На фоне как бы бархатного занавеса — красивая, молодая незнакомка. Волосы густые, черные.
— Все мы такими были, — вздохнул дедушка.
Вошла баба Таня, и дедушка фотографию поспешно пихнул между страниц, а том захлопнул.
— Ну ладно, это я так. Вспомнилось. Иди, бегай, гуляй, — сказал он.
К заборчику палисадника жалась тепло укутанная, несмотря на солнышко, Полина. К ней подступали Борька. Юлька и Минька.
Появление Антона они восприняли как прибытие свежих сил.
— Ты послушай, послушай, — захлебываясь яростью, с ходу начала натравливать его на Полину Юлька. — Она говорит, из опавших листьев потом вырастают деревья.
— Я не говоила. что выастают, — отчаянно сопротивлялась Полина, — Я говоила, листья становятся пеегноем и удобением…
— Удобением, — передразнил ее Минька.
— Да, мне мама ассказывала.
— Твоя мама… — с издевкой начал Борька.
— Я тебя удаю, — стараясь их перекричать, пригрозила Полина. — Или отца позову.
— У твоего отца пистолет фальшивый. Из фанеры.
— Непавда.
— Правда!
— А мы дядю Володю позовем, — не отступал Борька. — Он жирный. Он как твоему отцу даст — тот на крышу улетит.
Дядя Володя — Борькин сосед по квартире — был грузный, ходил тяжело, носил белые рубашки и большой портфель. Антона удивляло, что Борька похваляется его силой: ведь неповоротливый, живот, как обвислый воздушный шар; но главное, уже немолодой.
Надо было заступиться за Полину.
Но они сами изменили тактику.
— А смотри, укуталась-то, — нашел еще одно уязвимое место для издевки Минька.
— Я болела, — стала доказывать Полина.
— И сейчас, небось, болеешь, — вмешалась Юлька. — Еще нас заразишь. Сидела бы дома.
— Ты сама меня позвала, — не выдержав явной несправедливости, заплакала Полина.
