23, 24 и 25 июня приходили из Новороссийска с подразделениями этой бригады и грузом снарядов лидер «Ташкент», эсминцы «Безупречный» и «Бдительный». Разгрузившись в Камышевой бухте, они через два-три часа уходили обратно с ранеными, успевая также и поддержать своей артиллерией войска ближайшего к этой бухте первого сектора обороны.
В ночь на 27 июня вновь ожидались два корабля. Первым вышел из Новороссийска «Безупречный». Как и в прошлых рейсах, он шел кратчайшим маршрутом, держась близко к берегам Крыма. Этот эсминец славился сплоченным, закаленным в боях экипажем. Командовал им капитан 3 ранга Петр Максимович Буряк, военкомом был недавно переведенный с Балтики батальонный комиссар Василий Ксенофонтович Усачев, прекрасный организатор и пламенный оратор. За год войны «Безупречный» наплавал 12 тысяч миль, много раз посылался в Одессу и Севастополь, при отражении атак фашистской авиации сбил несколько самолетов.
Но тот поход стал для него последним. В седьмом часу вечера, недалеко от крымского мыса Ай-Тодор, когда уже не так много миль оставалось до Севастополя, эсминец атаковала большая группа бомбардировщиков. Две бомбы попали в корабль. Он потерял ход и продержался на плаву недолго. Приказав экипажу покинуть корабль, капитан 3 ранга Буряк ушел под воду вместе со своим эсминцем, стоя на мостике. Разделил судьбу корабля и военком батальонный комиссар Усачев. А фашистские летчики, кружа над местом гибели корабля, расстреливали из пулеметов державшихся на воде моряков и солдат.
Эту картину застал здесь шедший вслед за «Безупречным» лидер «Ташкент». Его командир В. Н. Ерошенко потом вспоминал:
«Артиллеристы «Ташкента» уже открыли по стервятникам огонь. Люди с «Безупречного» видят нас. Вот целая группа издали машет взлетающими над водой руками. И машут они так, будто не зовут на помощь, а хотят сказать: «Проходите мимо!»[47].
Моряки с «Безупречного», спасенные подводными лодками, подтвердили: те, кто держался на воде, уцепившись за разные плавучие обломки, действительно не хотели, чтобы лидер останавливался. Они понимали — застопорив машины, сделавшись неподвижной целью, «Ташкент» только обречет на гибель и себя.
Законы войны суровы. Зная из радиограмм Ерошенко обо всем происходящем, командующий флотом не мог разрешить командиру лидера задержаться в том районе моря. На борту «Ташкента» находилась тысяча бойцов 142-й бригады, он вез сотни тонн драгоценных снарядов, и надо было думать, как уберечь все это. А в Севастополе ждали эвакуации раненые.
«Ташкент» дошел до Камышевой бухты, разгрузился, принял на борт превышавшее все нормы количество пассажиров — около 2300 раненых, женщин, детей — и до рассвета ушел обратно. Но на пути в Новороссийск его ждали самые тяжелые испытания из всех выпадавших этому кораблю.
Едва рассвело, Ерошенко радировал, что лидер обнаружен воздушным разведчиком. А в шестом часу ко мне буквально ворвался крайне возбужденный капитан 3 ранга А. И. Ильичев, ведавший планированием морских перевозок, эвакуацией раненых и жителей города. Я едва узнал этого обычно сдержанного офицера.
— Васю, Васю бомбят, мерзавцы! Они хотят утопить тысячи людей и моего друга Васю! — закричал он прямо с порога.
Мне было известно, что Ильичев дружит с командиром «Ташкента». И что именно он убедил в ту ночь Василия Николаевича Ерошенко принять на борт лидера, хотя это представлялось почти невозможным, всех раненых и эвакуируемых женщин с детьми, доставленных в Камышевую бухту в расчете на прибытие двух кораблей. Обостренное чувство ответственности за судьбу этих людей, душевная боль за оказавшегося в смертельной опасности старого друга вызвали у переутомленного человека нервный срыв. Он был почти не в состоянии связно изложить полученное сообщение.
Через несколько часов, когда представилась такая возможность, Ильичева отпустили отдохнуть. Раздобыв противотанковое ружье, он устроился в какой-то щели и стал стрелять по низко пролетавшим над городом самолетам. Вечером, уже успокоившись, Ильичев уверял, что один самолет он подбил.
А «Ташкент» более трех часов отбивался от атак бомбардировщиков. Отбомбившиеся самолеты улетали на близко расположенные аэродромы и возвращались с новым запасом бомб. Потом казалось почти чудом, что они, сбросив свыше 360 крупных и средних бомб, не добились ни одного прямого попадания в корабль, — так велики были судоводительское искусство и самообладание командира, уклонявшегося от бомб точнейшим маневрированием.