— Что с вами? — удивленно спросил ее Эльвин, так и не выпустивший из своей руки Машины пальцы.
— Я была ужасной тетушкой! — сквозь всхлипы проговорила вдова. — Я думала только о себе и поддалась проискам этого… этого… Ах, Мария, простишь ли ты меня там, на небе?!
Эльвин резко поднялся.
— Почему на небе? — спросил он, делая к леди Роанне шаг.
— Ну как же… Бедное дитя умирает! Совсем молодой, как и ее мать! Неужели я извечно должна нести бремя печали и слез! За что Господь так суров ко мне?! — И тетушка вновь разрыдалась.
— Глупости, конечно, она не умирает. С ней все в порядке, сейчас я отнесу Марию в ее комнату, она отдохнет и придет в себя.
— Но… — Тетушка подняла залитое слезами лицо. Она и вправду искренне и горько переживала возможную утрату.
— Леди Роанна, я повидал немало умирающих и могу заверить вас, что с Марией все в порядке.
Эльвин нагнулся и бережно поднял Машу на руки.
— Погоди! Я позову кого-то из слуг! — очнулась тетушка.
— Нет, я сам.
Маша прижималась к его груди, чувствуя учащенное биение сердца юноши, и ей вдруг стало сладко и легко. Она чувствовала, что находится дома.
А на ее груди, под платьем, в одном ритме с сердцем пульсировал маленький серый камень.
Замок признал свою хозяйку.
