Доктор Мельников тщательно промыл руки под струей воды, вытер их полотенцем и натянул резиновые перчатки. Девочка должна умереть, и она умрет.
— Ну, как наша больная? — бодро спросил он, входя в палату.
Девочка вздрогнула. Ее зрачки расширились, закрывая почти всю радужку. Узнала.
Последние сомнения рассеялись.
Рядом с ней была еще нестарая женщина с застывшим равнодушным лицом, скользнувшая по нему безразличным взглядом.
Он легко читал ее мысли. Да что там, мыслей почти не было — только злость на кого-то и безграничная пустота. Этой женщине уже наплевать и на свою жизнь, и на жизнь дочери. Внушение ляжет на благоприятную почву, и о девчонке вообще забудут.
— Пройдемте. — Вампир подхватил ее под руку и повел в сторону двери. — Больной нужен покой. Я опасаюсь, что улучшение может быть лишь временным, такое иногда случается в ее состоянии. Отправляйтесь-ка домой, отдохните. Вам тоже необходим отдых! Это я вам как врач говорю!
Она кивнула, словно кукла, послушная его воле. Уже завтра она даже не вспомнит, что у нее есть дочь. Будет жить себе дальше, как жила до сих пор, и пути их больше никогда не пересекутся.
— Да, доктор! — Женщина вышла, не оглянувшись. Программа сработала.
* * *
Девочка на кровати старалась пошевелиться, но изломанное аварией тело не слушалось. Ни единого звука не вылетало из запекшихся губ.
«Я так устала. Хочу домой», — подумала Маша.
Дом отчего-то явился ей ароматом поздних осенних яблок, который она почувствовала вдруг, лежа в палате. Сердце опять болезненно защемило.
— Ну вот мы наконец и остались вдвоем, — усмехнулся вампир, когда дверь за матерью захлопнулась.
Он шагнул к ней, искривив тонкие губы злой усмешкой, Маша чувствовала, что боль выплеснулась из тела, заполнив всю комнату кроваво-алым. Она обречена. Нет, не обречена, оказывается, можно сбежать, выскользнуть, оставив здесь это не нужное никому тело. Ведь у нее же есть дом… Тот дом, где ее любят и ждут…
«Вот и все… Домой», — подумала девушка, чувствуя, как жжет кожу на груди, совсем рядом с сердцем.
* * *
— Мария! Ну слава Господу, ты очнулась!
Девушка осторожно открыла глаза.
Над головой вместо больничного потолка синело безбрежное небо, оттененное золотом осенней листвы.
Девушка лежала на земле, на расстеленном плаще, а над ней склонялось знакомое лицо с волосами, прикрытыми платком, затканным черными продолговатыми жемчужинками, называемыми «вдовьи слезы».
— Леди Роанна?! — прошептала Маша, не веря собственным глазам. — Но откуда…
— Ох и напугала ты нас! — покачала головой тетушка. — Когда Эльвин… сэр Эльвин сообщил, что ты упала без чувств, я сразу кинулась к тебе. — Надо было бы отворить тебе кровь, но… — она запнулась. — Да, конечно, лучше обойтись без этого, тем более что ты и так пришла в себя.
— Но почему я здесь? — Маша нахмурилась. — А как же больница, и мама, и аббат… вернее, доктор.
— Бедная девочка! — Леди Роанна закрыла пухлыми руками лицо и горестно покачала головой. — Ну вот опять! Точь-в-точь как в прошлый раз! Неужели ты снова никого не помнишь: ни меня, ни твоего бедного отца?!
Маша попыталась приподняться на локте и почувствовала, что пока еще слишком слаба для этого.
Неужели все то, что случилось в больнице, было только сном?
— А где Эльвин? — спросила она тихо.
— Я здесь.
Он наклонился над ней, взял в свою руку ее холодные пальцы, и Маша слабо улыбнулась. Его рука была живой, теплой, настоящей.
Что же происходит? Неужели ее так и будет бросать между веками, словно мячик — туда-сюда?
И тут Маша окончательно поняла, что хочет остаться именно здесь. В этом мире и в этом замке, с этими людьми — порою странными, но все-таки отчего-то непреодолимо родными для нее. Именно здесь был ее дом, ее настоящее место.
— Не уходи, — попросила она Эльвина и закрыла глаза. Усталость навалилась на нее тяжелой гранитной плитой.
— Я теперь никуда от тебя не уйду. Даю слово рыцаря, — ответил он.
И тут… тишину сада прорвали странные звуки. До того необычные, что девушка, несмотря на то что веки, казалось, налились свинцом, снова открыла глаза.
Леди Роанна стояла подле нее на коленях и горько рыдала.
