Голова кружилась, и шелест сада, и даже Эльвин — все отдалялись и отдалялись.
Осталось одно солнце. Огромное. Испепеляющее.
* * *
Сознание возвращалось медленно, как бывает в кино, когда сначала высвечивают только кусочек в центре экрана, затем тьма постепенно отступает, и вот уже перед глазами разворачивается цельная картина.
Маша открыла глаза. Над ней был белый потолок. Целая комната, наполненная ярким белым светом. Белое одеяло… светло-голубые стены… сетчатая спинка кровати…
И боль… боль во всем теле — такая острая, что Маше было странно, как она помещается в ней.
— Машенька! Ну наконец-то! Знаешь, я боялась, что тебя потеряю!
Мама, сидевшая у ее кровати, сжала Машину руку.
Девушка смотрела перед собой, но не понимала, никак не могла понять, что происходит. Где старый замок, сад и мальчик с губами, пахнущими ароматным осенним яблоком. Неужели все это было ярким красочным сном?
— Что со мной? — с трудом разлепив сухие губы, спросила она.
— Тебя сбила машина. Но ты очнулась, и теперь все будет хорошо.
Машин взгляд остановился на мамином лице. Ничего не изменилось. Оно по-прежнему напоминало фарфоровую маску. Ну что же, было глупо надеяться.
Теперь все будет хорошо.
— Тебе надо отдохнуть, — прошептала Маша и закрыла глаза: свет резал сетчатку, словно острым ножом. Она отвыкла от яркого электрического освещения.
— Не волнуйся, я не устала, — заверила мама. — А твой отец даже не пришел. Я позвонила и сказала ему, что ты умираешь, а он негодяй. К счастью, доктор здесь очень любезный.
Шелест осеннего сада и теплая улыбка Эльвина, еще не знающего, что это — его прощальная улыбка… Прощальная!.. Нет, этого не может быть! Этот мир — не место для нее! Она смертельно хочет туда, в тихий осенний сад, где осталось ее счастье.
Дверь палаты тихо скрипнула.
— Ну как наша больная? — спросил бодрый мужской голос.
Что-то настораживающе знакомое было в нем.
Девушка снова приоткрыла глаза. У дверей палаты стоял доктор, одетый, как и положено, в зеленую больничную одежду. У него было удивительно знакомое лицо и мертвые, похожие на смертельные омуты глаза, сверкающие сейчас неприкрытым торжеством.
Это были глаза господина аббата.
Вампир
Он узнал девчонку. Узнал с самого первого взгляда, несмотря на то что теперь у нее было другое лицо. Много сотен лет он хранил в себе воспоминания о той неудаче. Проиграть девчонке — что может быть позорнее?!
Он не смог отыграться тогда, но все это время чувствовал, что партия еще не закончена, — и тут какой милый подарок судьбы!
Много воды утекло, много было пролито крови. Он сменил уже много имен и судеб, и вот, в чужой стране, где все называли его доктором Мельниковым, опять встретил ее и узнал по глазам, а затем — по камню. Проклятый камень, как и прежде, болтался у девчонки на шее.
Эдуард Мельников — успешный хирург, а вместе с тем подданный Лондонского вампирского Дома, проживал в Москве уже около сорока лет. Еще немного — и придется переезжать. Он подумывал вернуться на родину, где не был уже лет четыреста, можно сказать, соскучился. Хотя сейчас все там, разумеется, не так, как в его молодости. О, былые времена теперь казались почти идеалом. Прекрасная экология, здоровая кровь, краснощекие полнокровные пейзанки — не чета нынешним бледным, истощенным диетами барышням! Нет, он, определенно, скучал не по родине, а по былому. А какое уважение оказывали ему, стоило только нацепить черную аббатскую сутану? Теперь все гораздо сложнее. И электронные паспорта, и необходимость частых переездов.
Он и сам изменился. Теперь вместо Господа он служил Науке, выступал на научных симпозиумах, поражая коллег-врачей глубокими знаниями во всех отраслях медицины, и даже защитил научную работу «Редкие заболевания крови». Как-никак — нужно как-то тратить свою персональную вечность.
И теперь девчонка явилась снова. Скорее всего, виноваты в этом были старые подлые камни. А возможно, круг перерождений… Чем дольше аббат жил, тем больше странного видел. Неважно как, но она появилась, важно, что она снова стала угрозой устоявшейся комфортной системе его жизни. Ну уж нет. На этот раз не выйдет!
