– Переживала? – довольно глупо спросил я.
– Немного поплакала, но видно, что в руках она себя держать умеет.
Чаем меня поила.
Хотя, конечно, она переживает.
Знаешь, когда я уже уходил, она вдруг так побледнела, что я испугался, что она потеряет сознание.
– Ты бы ей врача вызвал.
– Да она сказала, что последнее время у нее бывают приступы слабости.
Но все быстро проходит.
– Ну а как она на вид? – чем я мог еще поинтересоваться.
– Выглядит довольно непорочно.
– А ты ожидал увидеть мегеру?
– Нет.
Просто порока в ней не больше, чем в любой другой женщине.
А для меня выражения: «Любая женщина – порочна…» и «Любая женщина непорочна…» – почти синонимы.
Без почти…
Мы помолчали, а потом Андрей сказал, словно оправдываясь за ее выбор:
– Может, для Васи – она была женщина-мечта?
– Да, – ответил я, – И как мечту ее можно было боготворить и обманывать одновременно…
Я немного успокоился, особенно после того, как выяснил, что половым путем гепатит передается очень редко.
Позвонил Петру.
Успокоил его.
Рассказал о том, как Андрей встретился с Олесей.
И, зачем-то, упомянул о том, что она едва не потеряла сознание.
Петр слушал не перебивая.
Но я услышал его молчание:
– Петр, что случилось?
Петр молчал.
Я замолчал тоже, но вдруг почувствовал, как вспотели мои ладони. В общем, когда Петр произнес слова, я прочему-то оказался к ним готов.
Хотя слова Петра были не больше, чем предположение:
– …Ты не думаешь, что она больна?
…Есть такие дни, в которые времени не замечаешь.
Только что еще было светло, а теперь темень, и как произошел этот переход не то, что не почувствовал, не заметил.
И в центре этой темени светила луна.
Не белая или желтая, как обычно, а какая-то фиолетовая.
Я вышел на балкон и закурил, глядя на эту, ненормальную луну.
В голову лезли всякие мысли.
«В конце концов, Василий получил то, что заслужил.
А заслужил ли?
Есть ли кто-нибудь, кто заслуживает болезнь?
А я сам, что заслуживаю?
Что заслуживают мои друзья, и что мы все получаем?…»
Я позвонил Петру:
– Петр, я хочу тебя спросить вот о чем – это не имеет никакого отношения к Ваське и его девчонке – просто так, ни к чему не привязываясь: как ты думаешь, люди получают то, что они заслуживают?
– Если бы каждый получал то, что заслуживает за то, что он делает, люди вообще перестали бы что-то делать.
– Почему?
– Потому, что каждый уверен в том, что его заслуги приуменьшены…
…Еще позже, ночью, я вновь позвонил Петру:
– Скажи, почему кто-то кажется умным, а кто-то – кажется глупым?
– Знаешь, почему многим кто-то кажется умным? – ответил вопросом на мой невопрос Петр.
– Почему? – переспросил я.
– Потому, что очень немногие осознают свою глупость.
И не демонстрируют ее направо и налево…
К чему был этот наш ночной разговор?
Не знаю.
Может, я надеялся на то, что Петр такой умный, что сумеет найти выход…
…Я вновь вышел под звезды, постоял на балконе, потом ушел в комнату. А фиолетовая луна осталась…
…Заоконный дождь пузырился на лужах и монотонно шумел, как недовольная толпа за плотно закрытыми, крепкими воротами.
Не угрожая, и все-таки, создавая неуют.
Новизна ощущений психодромного существования прошла очень быстро, уступив место тоске.
В первый же вечер оказалось, что все население – это просто пьяницы, алкоголики – в общем, те, кого мы ежедневно видим на улицах.
Только на обычной улице они не так концентрированы, слегка разбавлены остальными людьми, и, потому, более терпимы в своей никчемной серости.
Или серой никчемности.
И объединяла их даже не склонность к выпивке, а какая-то общая для них всех человеческая кустарность.
Там, на воле, каждый из них, выпив, становился буйным, говорливым, шумным, матерным – в общем, проявлял индивидуальность. А здесь, глубоко протрезвев, лишившись привычного стимулятора активности, все невдруг становились бесцветно будничными, как труд рабочего у станка.
Правда, еще более бессмысленными.
Бесследными.
Не мной замечено.
Трехминутная драка, двухнедельная пьянка, однодневная связь со случайной женщиной оставляют в памяти куда более глубокий след, чем монотонная многомесячная одинаковая работа.
Не мной замечено.
