Лачи весь день не давала покоя какая-то мысль. Когда она позировала Хуб Чанду, лицо ее не было веселым и оживленным, как всегда. Хуб Чанд был поглощен работой.
— Супритан! — вдруг обратилась к нему Лачи.
— Что, Лачи?
— Если деньги доставляют счастье, то его может дать и одна рупия, и тысяча?
— Да!
Она помолчала, потом снова заговорила:
— Супритан!
— Я слушаю, Лачи!
— А вы благородный человек?
— Что ты имеешь в виду?
— Какую вы получаете зарплату?
— Шестьсот рупий.
— Шестьсот? Значит, вы не благородный человек!
Кисточка застыла в его руке. Он взглянул на Лачи и сказал:
— А почему? Разве я обидел тебя когда-нибудь?
— Нет, но Каушалия говорит, что благородным человеком считается тот, кто получает не менее тысячи рупий.
Хуб Чанд расхохотался.
— Да, конечно. Все так считают, поэтому-то в нашей жизни так много обмана.
Лачи долго сидела задумавшись.
— Супритан!
— Да, Лачи?
— А разве тот, кто получает тысячу рупий, не обманывает?
— Обманывает, конечно, и даже больше, чем остальные.
— А что же такое благородство?
— Ты задаешь очень сложный вопрос, — подойдя к ней близко, сказал он и вынул из кармана письмо. — Ответ на твой вопрос в этом письме.
— Это от Гуля?!
— Да!
Она соскочила с помоста и, как ребенок, стремительно подбежала к нему. Он стал убегать от нее. Так они бегали друг за другом вокруг стола. В конце концов Лачи догнала его и выхватила письмо. Распечатала его, повертела в руках и подала Хуб Чанду, а сама отошла к мольберту и сделала вид, что наносит кистью мазки.
— А теперь прочитайте мне письмо, а не то я смою все краски.
— Не делай этого, бога ради! Я прочитаю!
Он сел на помост и начал читать. Лачи подбежала и уселась у его ног, подперев подбородок рукой.
— «Больше жизни любимая Лачи!»
Лачи замахнулась, чтобы ударить его.
— Сумасшедшая! — остановил он ее. — Это же не я тебе говорю, это пишет Гуль.
— Ну ладно. Только смотрите, читайте все как есть. Не прибавляйте от себя, а не то…
— «Я все время думаю о тебе. Ты всегда стоишь у меня перед глазами. Не проходит ни минуты, чтобы я не вспомнил о своей милой Лачи. Я буду любить тебя до самой смерти, до последнего вздоха».
Лачи слушала, закрыв глаза. Ей казалось, что это не слова, а мед, разливающийся в ее сердце. Будто она плывет в воздухе на мягких, нежных, шелковистых крыльях.
Гуль… Гуль… Гуль… мой цветок[49]!
Когда в следующем месяце Гуль пришел навестить Лачи, она ввела его за руку к Хуб Чанду и гордо сказала:
— Это мой Гуль!
Хуб Чанд оглядел его с ног до головы, с сандалей до пешаварской[50] шапки. Высокий, стройный, красивый Гуль был образцом мужественности и красоты. Хуб Чанд сравнил его с собой, и на лице у него появилась жалкая улыбка.
— Проходи, садись! — обратился он к Гулю.
— Гуль, это мой супритан… Он очень хороший. Это он разрешил нам видеться здесь, а то мы разговаривали бы через решетку.
Гуль благодарно взглянул на Хуб Чанда, но не сказал ни слова. Он волнения он не знал, куда деть руки.
Хуб Чанд медленно окунул кисточку в воду и, потупив взор, вышел из комнаты.
Лачи крепко обняла Гуля, сняла с него шапку, поверх которой был намотан тюрбан, обхватила ладонями его лицо, прижалась к щеке и срывающимся голосом спросила:
— Гуль! Почему ты не пришел ко мне в прошлом месяце?
Гуль молчал. Он взволнованно сжимал и разжимал кулаки. Лачи слышала, как стучит его сердце. Рука Гуля скользнула на ее стан, он привлек ее, крепко обнял и тут же отстранился.
— Гуль! В чем дело? — пытаясь заглянуть ему в глаза, спрашивала Лачи. — Что-нибудь случилось? Скажи мне!
— Мне отказали. Мою просьбу не удовлетворили, — медленно проговорил он.
— Какую просьбу?
— О принятии в индийское подданство!
Лачи облегченно вздохнула и рассмеялась.
— Ну и что же? Разве можно из-за такого пустяка вешать нос? Ты посмотри на нас, цыган. У нас нет никакого подданства. Живем там, где хотим.
— Вы — другое дело. А я — патан. Моя страна — Пакистан.
— А что такое страна?
— Страна? — Гуль замолчал и задал сам себе вопрос: «Действительно, а что такое страна?» Он не нашел подходящего ответа. — Страна — это страна. Например, есть Пакистан, есть Индия, Китай, Япония. Эти страны являются частями всей земли.
