Диляра же полагала, что честь — своего рода оружие в руках женщины. Она должна умело пользоваться им. Не нужно связывать это с какими-то чувствами.
Кто знает, что было на сердце Лачи. Она ведь была неграмотной, необразованной девушкой и не могла, как Диляра, выразить то, что творилось в ее душе.
Лачи твердила лишь одно:
— Я не продамся! Ни за что не продамся! Эта Диляра такая красивая, но беспутная, испорченная женщина. Я никогда не буду дружить с ней!
Если можно сказать, что у Лачи были убеждения, то это и было ее убеждением. Но мир, в котором мы с вами живем, не любит отклонений. Если вдруг появляется, подобно Лачи, заблудшая душа, все стремятся к одному — направить ее по проторенному пути. И делается это ради нее самой. Женщина с такими нелепыми, глупыми убеждениями не может и дня прожить в этом мире.
Поэтому-то Джинан Бай и другие женщины принялись переубеждать Лачи. Воспитание продолжалось полтора-два года. Хаджи и Мир Чандани помогали в этом деле деньгами. После той бурной, чреватой опасностями ночи они решили всеми силами сломить гордость Лачи, обесчестить ее. Оба банкира выделили для этой цели пятьдесят тысяч рупий. Те, кто считал безрассудным потратить на Диляру пятнадцать-двадцать тысяч рупий, теперь, не моргнув глазом, были готовы пожертвовать пятьюдесятью тысячами рупий. Даже злость у них находила выражение в виде денег. Если люди такого склада ударяются в религию, они жертвуют тысячи рупий на строительство храмов и мечетей. Если решат мстить, не постоят ни перед какими расходами и согнут своего врага в бараний рог. Если влюбятся, то осыпают свою возлюбленную золотом. Где уж бедному человеку тягаться с ними? До каких пор такая бедная, беспомощная девушка, как Лачи, может отказываться от золота? Они разработали план и приступили к его исполнению. Но все их попытки были напрасными.
Лачи по-прежнему твердо стояла на своем:
— Я не продамся! Лучше умру, но не продамся!
— Пятьдесят тысяч — это немаленькие деньги. Не будь дурой. Согласись. Ты обеспечишь себя на долгие годы, — убеждала Джинан.
— И обмануть Гуля?
— Да он ничего не узнает!
— А разве обман только тогда обман, когда об этом узнают? Сама-то я буду знать. Я никого никогда не обманывала.
— Ну какой здесь обман? Все это будет временно, только в стенах тюрьмы. Выйдешь из тюрьмы, сможешь начать новую жизнь на эти деньги.
— А что я скажу Гулю?
— Захочешь — скажешь, что выиграла по лотерее, а захочешь — скажешь правду. И ты увидишь, как глаза твоего возлюбленного заблестят при виде этих денег, и он, даже выслушав твой рассказ об измене, не рассердится на тебя.
— Нет, он не такой!
— Давай поспорим!
— Нет, я не хочу спорить! Не потому, что я не верю Гулю. Я ему верю и буду всегда верить. Мой Гуль… Зачем я из-за какого-то глупого спора пойду на это грязное дело?
— Что в этом плохого? Ты хозяйка своего тела. Оно твое, а не чье-нибудь. Любовь, верность — это все красивые слова. Ведь как в жизни бывает: десять раз влюбляешься, двадцать — разочаровываешься, потом снова влюбляешься. Я сама, знаешь, сколько раз любила, когда была молода. Надоест один, я его бросаю и влюбляюсь в другого.
— О, боже! — гневно воскликнула Лачи. — Это получается не любовь, а водопроводный кран! Захочешь — откроешь, напьешься воды, захочешь — закроешь.
Джинан Бай замолчала, но позднее не раз возвращалась к этому разговору под разными предлогами. Лачи в ответ твердила лишь одно, и это не было упрямством. Она и не могла ответить что-нибудь другое. Иногда она считала, что лучше промолчать, казалось даже, что она соглашается, но уже через минуту кровь ее кипела от возмущения, ярости и бешенства. Она топала ножкой:
— Нет, нет! Пусть только кто-нибудь посмеет прикоснуться ко мне, я ему горло перегрызу!
Перегрызать горло, она, конечно, не могла. Джинан Бай отлично знала, что можно было пощекотать кинжалом ее шею, и гордость вмиг слетела бы с нее, но никто не решался на это — все боялись Хуб Чанда. Пока он в тюрьме, Лачи нельзя трогать.
* * *
Интересные вещи узнавала Лачи в тюрьме. Однажды она разговорилась с красивой девушкой Гангой Бай. Ее обвиняли чуть ли не в десятках краж.
