— Украли? — повторил Гуль. — Что за вздор? Ты смеешься надо мной?
Лачи стояла неподвижно, глядя в землю. Его охватила ярость.
— Ложь! — закричал он. — Деньги ты отдала Дамару, а теперь выходишь за него замуж! Отец был прав, когда говорил, что нельзя верить цыганкам. Они завлекают в свои сети честных людей, чтобы выманить у них деньги, а потом убегают…
Она только подняла на него глаза, полные слез, но ничего не сказала.
Гуль замахнулся, чтобы ударить ее, но сдержался и пошел прочь, едва передвигая ноги. Проводив его глазами, Лачи сказала:
— Мама, дай мне кинжал. Я буду танцевать танец невесты!
Загудел бубен, зазвенели колокольчики. Цыгане снова пустились в пляс. Зазвучали песни — все громче и громче. Ноги все быстрее ударяли в землю, руки плыли в воздухе, как крылья. Бил бубен, заливалась свирель. Ритм танца все ускорялся. Танцуя, цыгане дико вскрикивали от радости и удовольствия. Лачи, как требовал обычай, то приближалась к Дамару, касаясь рукояткой кинжала его ног, то опять удалялась. Так красиво, стремительно, упоенно она еще никогда не танцевала. Казалось, этим своим танцем Лачи хотела сказать, что она, простившись со всеми красивыми мечтами, возвращается в лоно родного табора и покоряется своей доле. А вокруг стояла пыль от пляски, и там вдали на ярко-зеленых ветвях смеялись красные цветы.
Последний круг танца… Лачи остановилась перед Дамару с поднятыми руками. Согласно обычаю, он должен был теперь подхватить ее на руки. Он шагнул и обнял ее трепещущее тело, разгоряченное танцем. Но в тот же самый миг, когда он поднял ее, Лачи вонзила кинжал ему в грудь…
* * *
Гуль стоял у калитки и ногой вращал точило. Рядом с ним стояла жена Дауда. Нож на кремне пронзительно визжал. Летели огненные брызги.
— Суд над Лачи уже состоялся? — спросила она его.
Склонившись над колесом, Гуль внимательно рассматривал нож, словно заметил на нем какой-то изъян.
— Да, ее приговорили к трем годам тюрьмы, — тихо сказал он.
— Что же ты будешь делать? — сочувственно глядя на него, спросила она.
— Буду ждать!
Он снова привел в движение колесо, повернул нож и стал его точить с другой стороны.
— Что ты делаешь? — удивилась женщина. — Ты же всегда точил ножи только с одной стороны!
— Что делать, тетушка! Мир слишком жесток. Придется точить клинки с обеих сторон!
Хаджи Абдул Салам и Мир Чандани были друзьями. Они вдвоем открыли банк, вместе грабили людей через этот банк, оба были разоблачены, судимы и теперь вместе отбыли наказание в тюрьме. Но они так хитро повели дело, что полиция не смогла конфисковать их капитал, составлявший один миллион семьсот тысяч рупий. Добыть такие деньги нелегко. Ради них не жаль просидеть несколько лет в тюрьме. Таким образом, оба пребывали в тюрьме без тени печали и сожаления и делали все, что им вздумается. Заместитель начальника тюрьмы стал их другом. Надзирателей они подкупили, и те всецело им подчинялись, поэтому друзьям жилось в тюрьме так же привольно, как если бы они жили в прекрасном особняке на Майкл Роуд. «Тюремную пищу» им приносили из лучших отелей, курили они только «Стейт экспресс». Если им хотелось поехать в ресторан, они ехали туда потихоньку от начальника тюрьмы. Не раз они бывали и на Далдар Роуд у танцовщиц. В этих случаях их сопровождали два здоровенных надзирателя. Деньги хранились в надежном месте, поэтому мысль о побеге им даже в голову не приходила. Возможно, именно поэтому заместитель начальника давал им такую свободу.
Заместитель был образованный человек. В молодости он читал в колледже лекции по экономике и зарабатывал триста пятьдесят рупий. Этого было недостаточно для большой семьи, едва сводившей концы с концами. Студенты его не любили, потому что он относился к ним так, словно был полицейским инспектором, а не преподавателем. Не раз в колледже ему устраивали обструкции. Это было еще во времена английского господства, ректором колледжа был англичанин, а англичанам за обструкциями и бойкотами грезился призрак революции. Воспользовавшись этим, Кали Чаран по рекомендации ректора переменил профессию. Оставив преподавательское поприще, он перешел в тюремное ведомство (управляющий областными тюрьмами был другом ректора). Эта работа пришлась ему больше по душе. Все здесь соответствовало его вкусам и наклонностям. Кроме того, здесь можно было даром заполучить яйца, овощи, мясо, молоко и слуг. Идя на уступки богатым заключенным, он взимал с них кругленькую сумму. А что он мог взять со студентов кроме ничтожной платы за дополнительные уроки?
