— Глупый ты, Кимка, — рассмеялась тихонько. — Мне нравишься ты, а не Женя. С ним, в самом деле, мы только друзья, ведь дружба может быть и между мужчиной и женщиной, не обязательно любовь.
— А не обманываешь? — Ким смотрел недоверчиво, сопел обиженно. И упрямо заявил: — Так не бывает, чтобы женщина с мужчиной только дружили.
— Не обманываю. И вообще, если хочешь, можешь оставаться сегодня у меня. Мальчишки ночуют у Розы.
— Правда? — Ким обрадовался, начал целовать Павлу куда попало — в щеки, нос, лоб, и все делал смешно, лихорадочно, так, что Павла даже ревниво подумала: со сколькими же он был таким взбудораженым и нетерпеливым.
Но Ким, оказалось, как это ни странно, совсем не знал женщин — был неопытным и бестолковым в первый миг близости. Когда Павла это поняла, то волна нежности к лежащему рядом большому, обидчивому мальчишке подхватила и понесла ее в безбрежную даль. И стало все равно, узнают ли об этой ночи дети, уж мать точно узнает, не зря соседская старуха выглядывала в щелку дверей своей комнаты, когда она с Кимом проходила к себе. Ну и пусть узнает! Девять лет она живет одна без мужа, и ей хочется любить, а главное — быть любимой. А Ким… Он был ее, и только ее!
— Почему тебе такое имя дали — Ким? — Павла гладила его мягкие послушные волосы.
— Если по правде, то мое имя должно быть Коминтерн. Так меня отец назвал. Он большевик, с белыми воевал. Колхоз в нашей деревне создавал, председателем был. Его кулаки чуть не убили. А я имя сменил, когда меня в армию призвали, назвался так. Все привыкли — Ким да Ким, а потом упросил писаря и солдатскую книжку сменить. После госпиталя в другую часть попал, там вообще не знали, как меня правильно зовут. Хорошо, что отец далеко, а то задал бы он мне жару — горячий человек. Возмутился, конечно, когда узнал, но я его сразил расшифровкой имени: Ким значит — «коммунистический интернационал молодежи», вот он и успокоился.
— Да, — улыбнулась Павла, — самое крестьянское, большевистское происхождение.
— Ага! — кивнул Ким. — А сестру отец назвал Конституцией, она как раз пятого декабря родилась. Ей труднее с имечком, и потому всем называется Ксенией. Отец у нас строгий. Узнает, что я не учусь, а вот с тобой — голову отвернет.
— Не пиши, так не узнает, — со смешком посоветовала Павла.
— Да я и так не пишу, — это простодушное признание кольнуло Павлу в сердце, хотя она и не очень обольщалась насчет своего будущего: Ким на десять лет моложе, через год заканчивает учебу в техникуме, уедет куда-нибудь, так что новое замужество ей не светит. — Знаешь, Пань, что-то плохо у меня с технологией. Двойка будет, могу без стипендии остаться, попроси директора по старой дружбе повлиять на преподавателя, мол, занят сильно на радио, а, Пань?
Чтобы беспрепятственно встречаться с Павлой, Ким ушел из общежития на частную квартиру. Он по-прежнему числился диктором, но зарплату отрабатывал честно другим способом — помогал радиооператору: в технике он все же разбирался лучше, чем в технологии обработки древесины.
В доме Павлы Ким теперь бывал редко. Да и что там делать? В одной комнате жили две семьи: Павла с Геной и Виктор со своей молодой женой. Павла запретила старшему сыну жениться на Нине Шалевской, однако парню, наверное, очень уж хотелось жениться, вот он однажды и привел к матери невысокую пухленькую смешливую девчушку и без всяких психологических подходов бухнул:
— Вот, мама, я женюсь. То есть женился уже, — добавил он, скосив глаза на живот девушки для весомости своего решения.
Павла ахнула, хотела отвесить непутевому сыну подзатыльник, но вдруг пригорюнилась:
— Когда же успели, варнаки?
Девчонка хихикнула. Виктор переминался с ноги на ногу: не объяснять же матери, что наврал насчет «женитьбы», просто побоялся, что мать опять запретит жениться, а — охота, про женитьбу-то мужики в бригаде та-а-кое-е рассказывают, просветили его полностью, а он еще и с девушкой ни разу не был. Сладкое дело, выходит, по словам мужиков — женитьба! А Дуся — она ничего, веселая девчонка, проворная, лицом на Нинку Шалевскую похожа. Так они и стали жить вместе.
