Мне тоже везло понемногу
Без хитрых прикрас. Без затей.
Везло на любовь, на дорогу.
Везло на хороших людей.
… Дай пройти мне в глуши
Через толстые шкуры
К основанью души.
С. Островой
Однажды мне довелось побывать в Донском монастыре в Москве. Я бродила по древнему кладбищу — до того времени бывать на таких не приходилось — между запущенных и заброшенных семейных усыпальниц русских дворян. Смотрела на некогда величественные мраморные надгробия, на литые ажурные кресты, читала известные по учебникам истории и совсем незнакомые имена и думала о том, какими были эти люди. Добрыми или злыми? Умными или не очень? На ком засохло заботливо взращенное генеалогическое древо ушедших в землю династий, и где их потомки — в России или уехали за рубеж после событий семнадцатого года, и знают ли они сейчас что-либо о своих предках, ведь многие старинные дворянские роды вели счет предкам со времен Ивана Грозного? А ведь знать об истории своего рода очень интересно, проследить свою «породу», понять, что в ином человеке талант — это естественный результат, если можно так сказать, шлифования генофонда этого рода. Не зря же в родословной Пушкина было немало имен талантливых и просто способных литераторов.
А что знаем сегодня мы о своих предках? В лучшем случае полное имя родителей своих родителей, а внуки — зачастую одно лишь имя, и то, если старшие им об этом скажут, в целом же старшее поколение наше, пережившее революцию, последующие войны, именуется просто — бабушки и дедушки.
К стене монастыря примыкало простое по архитектуре массивное здание с загадочной и краткой надписью — «Крематорий». Мне тогда подумалось: что останется после тех, кого родственники принесут в это здание? Горстка пепла. Несчастные люди! Может быть, несладко им жилось на грешной Земле, но и после смерти не нашлось места даже в земле… Те, что лежат вместе в семейных усыпальницах — как одна ниточка, что тянется от деда к сыну, внуку. Пусть заросший травой, затоптанный множеством ног, но остался после них след. А в крематории словно ставится точка в середине предложения и становится то предложение разорванным и бессмысленным. «Если ты, человек, так бесследно уйдешь, для чего ты живешь?..» И не потому ли на Руси так много стало «Иванов, не помнящих родства», что однажды мы разорвали предложение-историю и отмели начало-прошлое?
Память услужливо подсказала строку из книги В. Пикуля «Честь имею»: «Кто не знает своего прошлого, тот — без будущего». И ведь правда: настоящее у нас тревожное, будущее в зыбком тумане, обесценились чувства, стало больше беспризорных, забытых детьми стариков и «отказных» детей. Может быть, это потому, что преданы забвению и кажутся смешными такие слова, как «честь, нравственность, долг», а «любовь» — трепетное, таинственное, сладостное слово — стало обычным и расхожим, оно переселилось из душ на цветные майки. «I LAVE YOU!» кричит одна спина, а другая тут же отвечает — «NOT» или «YES!»
Чтобы как-то исправить положение, излечить души, зараженные лицемерием, неверием в прекрасное, цинизмом, вдруг шарахнулись мы в другую сторону — к религии, и вместо новых театров, дворцов культуры, стадионов стали строить Храмы: греши, человек, потом покайся всевышнему, и простит он тебя для новых грехов. Но, думаю, одно только обращение к религии не поможет избавиться, например, от преступности, наркомании. И не так, вероятно, важно, посещает ли человек церковь, главное, думаю, чтобы в душе каждого был Бог.
Впрочем, он и есть. Только кто-то молится золотому тельцу, а я верую в добро и справедливость, в честь человека, его твердое слово, которое когда-то ценилось на Руси на вес золота — попробуй купец обмани, не сдержи своего слова, и он навеки погиб как предприниматель, с ним никто не захочет вести дела. Сегодня же бизнес часто зиждется на обмане.
