— Неужели ты и сейчас думаешь, что я убегу?
Он не только по-прежнему се обнимал, но и был возбужден. Ей хотелось ему верить — о, как сильно хотелось!
— Наверное, это какое-то извращение, — пробормотала она.
— Нет, просто это не столь важно, как ты думаешь, Кэтрин. У нас у всех есть что-нибудь подобное.
— И что же есть у тебя?
— Лично у меня в данный момент ничего нет. Но мой отец умер в сорок два от рака простаты, а его отец умер в сорок восемь от рака легких, так что иногда мне кажется, что я живу взаймы. Может быть, поэтому мне так хочется хорошо провести это время.
— Мне сделали реконструкцию, — выпалила она, поскольку подозревала, что он не представляет себе полной картины. — Ты когда-нибудь занимался любовью с женщиной с реконструированной грудью?
— Нет, но мне это не кажется чем-то ужасным. У тебя ведь есть не только груди, — повторил он слова Джека, — и я в состоянии это оценить. На работе я насмотрелся достаточно, чтобы правильно расставлять акценты.
Все дело в приоритетах. Рэйчел его полюбит.
— Мой бывший муж так и не смог этого вынести. Он не мог на них смотреть, не мог к ним прикасаться. У него даже эрекция пропала.
— У меня этой проблемы нет.
Действительно нет. По крайней мере сейчас.
— Говорить и делать — это разные вещи.
Стив обхватил руками ее лицо:
— Хочешь попробовать? Я сделаю это прямо сейчас.
Кэтрин невольно засмеялась. Она уже верила, что он и вправду может так поступить.
— У меня такое чувство, что твои груди тебя беспокоят больше, чем меня, — мягко сказал он, и Кэтрин на сей раз не стала спорить, подумав, что он, возможно, прав.
— Эту проблему мы решим, — добавил Стив. — Если мои прикосновения к ним тебя смущают, я подожду. Я могу целовать тебя всю ночь и от одного этого получать удовольствие. — Он откашлялся и с улыбкой сказал: — Ну, почти. Там, внизу, — он сглотнул, — чувствуется некоторое напряжение, но я могу потерпеть. — Он протяжно вздохнул. — Можно получать удовольствие даже от одной эрекции. Так сказать, наслаждаться самим процессом. — И, наклонив голову, Стив начал ее целовать — сначала поцелуй был вполне невинным, но потом быстро набрал силу.
Кэтрин не понимала, как ему это удается, но чувствовала себя на седьмом небе.
Ее грудям бы это понравилось — жаль, что их здесь нет.
Но ведь она-то здесь. Она жива, чувствует себя вполне здоровой и нашла наконец любящего человека, который готов примириться с реконструированной грудью. Конечно, не попробуешь — не узнаешь, но до сих пор она еще так далеко не заходила. Пожалуй, можно допустить — только допустить! — что жизнь все-таки начинает налаживаться.
Джек и в самом деле умел думать и анализировать. Получалось, что он ждет, пока заговорит Рэйчел, а Рэйчел ждет, пока заговорит он, — ведь тот, кто начнет разговор, идет на больший риск.
Весь фокус, однако, заключался в том, что если Джек вообще не станет рисковать, то ему наверняка придется вести прежнюю постылую жизнь — унылую, серую, беспросветную.
У Рэйчел жизнь и без него достаточно яркая, так что она может себе позволить ждать, пока заговорит он, в случае чего она теряет меньше.
Значит, действовать придется именно ему.
Так говорил Джеку рассудок. А сердце подсказывало, что нельзя вести подобные разговоры в присутствии девочек, но когда девочек не было, появлялась Кэтрин, или Чарли, или Фэй, а потом снова возвращались девочки.
Наступал вечер, и он отвозил их домой. Прибрежное шоссе было залито янтарным светом заходящего солнца, в лучах которого отливали золотом и луговые цветы, и гранитные скалы, и зеленые холмы. «Скажи ей, проси ее, умоляй», — шептал прибой, в плеске волн снова и снова слышались эти слова.
Возле почтовых ящиков Джек свернул с шоссе и стал подниматься в гору. Если бы послание океана до сих пор прочно не отпечаталось у него в мозгу, его передал бы ему каньон. «Скажи ей, проси ее, умоляй», — зашептали деревья, когда он вышел из машины.
— Да… — Он остановился на крыльце. Саманта и Хоуп уже вошли в дом. — Ну да.
— Что случилось? — выглянула из-за двери Хоуп.
Он провел руками по волосам.
— Где Сэм? Сэм!
— Я тут, — сказала подошедшая Саманта.
