Через час прошение о расширенном наборе поддержки, включая психологическую помощь не только для жертв, но и для их семей, было одобрено. Джамиля и Дари поздравили ее — она действительно была права. За своими амбициями они совсем забыли про цену человеческой жизни.
— Вы неплохо справились, — к ней подошел юрист, который разговаривал с ней во время заседания. Мадлен укладывала сумку. Она подняла глаза.
— Спасибо… все это очень сложно, — сказала она быстро. Он кивнул.
— Но отлично сформулировано. Я Джеймс Фурнье, кстати. — Он протянул ей руку. Рукопожатие оказалось теплым и крепким. — Вы торопитесь? — спросил он. Мадлен замешкалась. Джамиля и Дари были заняты разговором с членами общества Красного Креста.
— Нет… я как раз собиралась выпить чашечку кофе; тут за углом есть Старбакс.
— Вы не будете против, если я присоединюсь? — Она покачала головой. Его голос — он шотландец. Милый, глубокий, мягкий баритон… Да это же точная копия голоса Аласдэра, только помягче.
— Нет, конечно. — Они спустились по ступеням в коридор.
— Иногда эти собрания меня приводят в ужас, — сказал он, когда они вошли в лифт. — Порой они так далеко заходят, что уже сами не знают, что обсуждают. Бюрократия преобладает над всеми.
Мадлен кивнула.
— Боюсь, для меня это все довольно новое. Я доктор, я привыкла к проявлениям немного больших аспектов человечности, нежели наблюдаю здесь.
Он улыбнулся.
— Да, закон и правда несколько отдалены от реальности. Легко потерять след. Как сегодня, например.
— Вы шотландец? — спросила Мадлен, когда они выходили из здания. Воздух на улице был кристально свежим. Это было желанным облегчением после трех часов, проведенных в помещениях, проветриваемых кондиционерами.
— Моя мать — шотландка. Мой отец — бельгиец. Но сам я вырос в Шотландии. А вы англичанка, я так понимаю?
— Да.
— Давно вы в Нью-Йорке? — спросил он, открывая для нее двери.
— Почти год. И он показался мне невероятно долгим.
— Вам здесь не нравится?
— О, нет, нравится. Просто… понимаете… когда переезжаешь на новое место, нужно некоторое время, чтобы прижиться, завести новых друзей и все такое. А вы? Сколько вы здесь живете?
— В этом году будет пять лет. По правде говоря, это должно было занять два года, но как только у меня заканчивался контракт, наступал какой-нибудь новый мировой кризис, и меня просили остаться. Законы конституции. Это моя специальность, — добавил он, предвосхищая ее вопрос. — Что вы будете?
— Э… — она взглянула в меню. — О господи… просто кофе. Голова кругом идет от чтения всех этих видов кофе. — Он улыбнулся и пошел к прилавку. Она быстро взглянула на него, когда он отвернулся. Высокий, хорошего телосложения, шатен… она стеснялась рассмотреть его лицо… очки, милая улыбка… что-то вроде этих черт. А голос. Она опустила глаза на руки, когда он вернулся с двумя чашками кофе. Он сел напротив нее и снял очки, потирая глаза. Она посмотрела на него. Глаза у него были необыкновенно красивыми — зеленые, с длинными ресницами и тонкой паутинкой морщинок в уголках. Он вернул очки на место.
— Где вы живете в Нью-Йорке? — спросил он, сделав глоток кофе.
— Бруклин. На Вашингтона, рядом с Атлантик-авеню. А вы?
— О, к сожалению, намного дальше. Я живу выше на Вашингтона, рядом с монастырями. Вы когда-нибудь были там?
Мадлен покачала головой. И что он хотел сказать словами «к сожалению»? А теперь она еще и поняла, что сердце у нее забилось вдвое быстрее.
— Нет, едва ли, я вообще нигде не была с тех пор, как приехала сюда, — смутилась она. — Я все время так занята. — Может быть, это убедительно звучало. Честно говоря, она ходила на работу по выходным только потому, что ей было нечем больше заняться. Джамилю и Дари, похоже, захлестывала эта удивительная и богатая личная жизнь, кроме того, она была на десять лет моложе Дари и на двадцать лет моложе Джамили… было бы несколько странно, если бы Мадлен стала вместе с ними ходить куда-то после работы.
— Так чем вы занимаетесь в субботу?
— О… я еще не пыталась… не думала… что пойду куда-то, — выпалила она.
Он рассмеялся.
— Нет, конечно нет. Но, если вы не будете ничем заняты, может быть, встретитесь со мной?
