Могло быть много других версий, дядя, но я почему-то оказался прав. Я ее спросил, и она кивнула.
- Машина подана, — сказал я.
И стал раскладывать железную свою кровать, крашенную краской, которая когда-то была зеленой.
И только когда я привязал веревку и пошел по траве за чемоданом, я вспомнил, что на ножках кровати не было колесиков.
Дальше все было как во сне. Когда я хотел взять чемодан, она тоже наклонилась, я увидел полноватую руку смуглого летнего цвета, и маленькая плотная кисть коснулась моей. Я поднял чемодан, и она отпустила его. Чемодан был тяжелый. Я поставил чемодан на кроватную сетку и сказал:
- Передохните.
Она вышла из травы на асфальт.
- Ногу растянула, — сказала она.
На ней были нарядные туфли бежевого цвета.
Я думал, что она ждет попутную машину, но оказалось, что машина ее спутника сломалась, владелец остался се чинить, барышня вылезла с чемоданом, пошла пешком и растянула ногу.
Что-то не сходилось в ее рассказе, и я почувствовал, что позади ее рассказа лежит холодная ссора.
Дорогой дядя, ты, конечно, понимаешь, что я уже был целиком на ее стороне. Я сказал:
- Ладно, поехали. Сами доберемся.
Я взялся за веревку, перекинул ее через плечо и потащил кровать вместе с девушкой и чемоданом. Потом чуть не упал вперед и понял, что она слезла.
- Погодите, — сказала она. — Зачем же так?
Она стояла возле кровати, держалась одной рукой за зеленую перекладину и просвечивала.
И только когда я увидел черную царапину на пыльном асфальте длиной метров в пятьдесят, я вспомнил опять, что на кровати не было колесиков.
Дорогой дядя, ты знаешь, в обычном состоянии мне бы не сдвинуть кровать с девушкой и чемоданом по асфальту больше, чем на полметра.
- История… — сказала она. — Подождите, сейчас нас подвезут.
Я оглянулся на подъезжавшую машину. Машина коротко гуднула и остановилась.
За рулем сидел низенький крепкий человек. Черноволосый, с тонзурой на затылке, черные глазки-щелочки его улыбались. Я почему-то представлял его не таким.
Он вылез, взял чемодан с моей кровати и понес в машину. Когда он взялся за ручку чемодана, мне показалось, что он своей рукой накрыл наши руки, которые когда-то давным-давно на одно мгновенье коснулись друг друга.
Пока он укладывал чемодан в багажник, я сложил свою знаменитую на всех свалках кровать. Потом загудел стартер. Но так как я не слышал, чтобы хлопнула вторая дверца, то я оглянулся. Она стояла возле машины. Мотор загудел ровно.
- Подвези кровать, — сказала она. Он вылез и пошел ко мне.
- Ну что вы… — сказал я.
Он легко отнес кровать к машине и затолкал на заднее сиденье.
- Поехали, поехали, — сказал он.
Девушка села впереди, он — за руль, а я все стоял у открытой дверцы. И тут мотор заглох.
Дядя, ты меня знаешь, это не моя специальность, я тут совершенно ни при чем. Да я бы и не стал мелочиться. Просто что-то с чем-то в моторе не совпало, и мотор остановился. Для меня любой механизм — загадка. Человек откинулся на сиденье и закрыл глаза — это было видно в зеркальце.
Тогда я отвязал от знаменитой кровати веревку, и, когда я привязывал ее к бамперу, я видел сквозь ветровое стекло, как они оба смотрят на меня. Потом я отошел вперед метров на шесть.
Веревка была длинная, я шел по вечереющему шоссе почти без натуги, и позади тихо катилась машина.
Потом машина затормозила, и я остановился.
- Извините, мы приехали, — сказал он и кивнул на дачу вдали. — Я бы подвез вашу кровать, но сами видите… А куда вы ее тащите?
- На свалку, — сказал я. — Тут в лесу свалка.
- Я так и понял, — сказал он. — До свалки метров триста. Они оба вылезли из машины.
- Никогда бы не подумала, — сказала она. — Спасибо.
- Вы не всегда такой сильный? — спросил он. — Правда? Только иногда? Сколько вам лет?
- В точности не скажу. Чемодан тоже неподъемный, — сказал я. — Будто в нем расчлененный труп.
- Это так и есть, — сказала она.
И тут я чувствую, что меня начинает трясти.
- Нет, нет, — сказал он. — Говядина, баранина. У нас сегодня чествуют одного человека. В чемодане шашлыков человек на сорок.
- Ну и хорошо, — сказал я, взял из машины свою кровать и пошел прочь. Ноги у меня подгибались.
