— Это Шатько, Люсенька. Помнишь, рассказывали?
Люся не помнила. Всегда с интересом встречавшая новых людей, новые знакомства, сегодня она была недовольна появлением чужого человека.
— Проходите, пожалуйста, — пригласила она сдержанно, — Антон скоро придет.
Расстегнув шинель, Шатько потянул было из внутреннего кармана бутылку коньяка, но, поймав предупреждающий взгляд Виктора, согласно кивнул и, водворив содержимое кармана на место, заговорщически улыбнулся: ладно, мол, подождем Антона.
Усаживая вновь прибывших, Михаил и Геннадий оживились, задвигали стульями. Люся добавила закусок, достала из бара рюмки и какую-то необычного вида бутылку.
— Это ликер, — сказала Михаилу, попытавшемуся прочесть название. — Кубинский. Банановый. С кофе хорошо.
Она едва уместила все это на столике. Предложила:
— Может, за большой стол?
Мужчины отказались. Они уже нашли общий разговор, заспорили о судьбе бразильского футбола и растормошили даже Геннадия.
Люся разлила кофе и хотела уйти, но Михаил усадил ее рядом с собой, шепнул участливо?
— Отдохни. Выпей вот... — и придвинул ароматно дымящуюся, до краев наполненную чашку.
Она машинально отпила, но вкус почувствовала и глотнула еще, уже с удовольствием. Сказала всем:
— Пейте. А то остынет.
Михаил плеснул себе в кофе ликеру, попытался пошутить:
— Были люди как люди — гостям чай подавали. Другие напитки... Русские. А теперь моде поддались. Все ты, Люська, — он легонько подтолкнул ее локтем.
Люся промолчала. Не приняла шутки. Михаил занес заморскую бутылку над чашкой Геннадия. Тот быстро прикрыл чашку рукой.
— Отдельно? — не понял Михаил.
Геннадий другой рукой прикрыл рюмку.
— Нельзя мне.
Все, даже Люся, посмотрели на него с недоумением, и Геннадий смутился. Пояснил:
— Нельзя мне: спектакль вечером.
— Ну, знаете... — рассмеялся Михаил. — Капли датского короля. Грудные младенцы употребляют.
Виктор и Шатько тоже невольно засмеялись, и Геннадию стало совсем не по себе.
— У меня премьера сегодня, — сказал он, словно оправдываясь, и заметил, как сразу насторожилась Люся.
— Не настаивайте, — решительно взяла она его под защиту. — Геннадию на самом деле вечером петь. Вместо Антона. Премьера... Я, пожалуй, еще сварю кофе.
И она ушла в кухню, едва сдерживаясь, чтобы не разреветься при всех.
Мужчины молча закурили. Геннадий поддел ломтик лимона, положил себе в кофе.
Люся не возвращалась, и Виктор, пересев на ее место рядом с Михаилом, тихо спросил его:
— Что случилось?
Тот сразу перестал бодриться, сказал горестно:
— Со связками что-то у него. Необратимое.
— То есть... как? — не понял Виктор.
— В прошлое воскресенье, — негромко, чтобы не услышала Люся, стал объяснять Михаил, — во втором акте. Сел голос. Антон едва вытянул арию. Врача вызвали. Она, конечно, поднялась: заменяйте другим актером, спектакль отменяйте... Да разве это так просто? Ну, в антракте там какие-то полоскания, орошения... Антон допел. Даже на «бис» вызывали. А домой пришел и — ни звука. Люська сначала думала — разыгрывает. — И спохватился: — Что-то она там долго. Ревет, наверно.
Едва не опрокинув неудобный столик, он поднялся, вышел из комнаты.
Люся сидела на маленькой табуретке, держала в руках раскрытую банку с кофе. На плите кипела вода.
— Давай помогу, — взял у нее банку Михаил. — Да разве так варят кофе?
И он стал колдовать над плитой, подогревая сухой кофе и растирая его с сахаром.
Люся смотрела равнодушно, думая о своем, а когда аромат кофе наполнил кухню, поднялась.
— Ты похозяйничай за меня. Я — к соседке. Антон придет — скажи. Пятнадцатая квартира, рядом. Да ты их знаешь — Черноскутовы.
Она ушла, и мужчины, не таясь, заговорили об Антоне.
Михаил еще раз, со всеми, какие знал, подробностями рассказал о случившейся неделю назад беде. О том, как вначале все — в театре и сам Антон — посчитали это обычным, профессиональным заболеванием певцов — ларингитом, и только врачи сразу забили тревогу.
— Зоя Сергеевна... Есть у них в поликлинике такая красивая женщина с металлическим солнышком на голове — ларинголог. Так она всех крупных специалистов города на ноги подняла: консилиумы, консультации... Антон вначале шутил по этому поводу, тем более что голос — разговорный — к нему вернулся. А вот вчера... Вчера ему прямо сказали. Он после консилиума ко мне заходил. — Михаил сунул в пепельницу окурок. — Люсе он ничего не сказал. Это уж она сама сегодня узнала.