— Антон Николаевич сегодня с нами на Ильинку пойдет. Раков ловить.
— Нет! — толкнула его в грудь Алена. — Не пойдет! — И губы у нее задрожали, запрыгали, а глаза налились слезами. — Не пойдет! Он не к вам приехал!
Митька Круглый испуганно попятился, покосился в сторону Антона Николаевича, но тот их не видел.
— Ты чего?
Но Алена уже не владела собой. Она наскакивала на Митьку, толкала его и кричала в исступлении:
— Нет! Нет! Не пойдет! Не к вам он приехал!
Растерявшийся было Митька рассвирепел.
— А тебе завидно! — крикнул он и тоже толкнул Алену.
Она расплакалась и, пряча мокрое лицо в ладонях, выбралась из толпы. Ребята, для которых драки и толкотня были делом обычным, не обратили на их стычку внимания, тем более что на поле уже началась игра. Однако Митька Круглый, повременив и поколебавшись, вышел все-таки вслед за ней из азартного круга болельщиков и поплелся через огромный двор за сарай в крольчатник.
Алена сидела на пустой старой клетке, ревела во весь голос, а на нее, перестав есть, смотрели круглыми красными глазами перепуганные кролики. Митька Круглый сел рядом, на острый, занозистый край клетки. Алена даже не подвинулась.
— Не реви, — сказал он примирительно. — Хочешь, и тебя на Ильинку возьмем.
Алена заревела громче. Переполнявшие ее чувства обиды и тревоги, напряжение вчерашнего дня, противоречия надежд, желаний и действительности — все это, сдерживаемое до сих пор едва нарождавшейся силой ее характера, теперь судорожно перехватывало горло и выливалось громкими врачующими слезами.
Шершавый край клетки впивался в Митькино тело через старенькие сатиновые штаны, он ерзал, рискуя занозить зад, но продолжал сидеть рядом с Аленой и ждал, когда она наконец проревется.
Алена слегка поутихла, и Митька тотчас же подтолкнул ее в бок.
— Подвинься.
И осуждающе, но незло сказал:
— Устраиваешь истерики. При людях.
— Ты же не знаешь ничего, — всхлипнула Алена. — Он же ко мне... Он за мной приехал.
Митька Круглый с интересом заглянул ей в лицо и, готовый включиться в игру, поощрительно поддержал:
— К тебе. И ко мне. Погостить немножко.
— Нет! — Алена вскочила и остановилась против Митьки. — Ко мне! Он — брат мой!
— Вре-е-ешь, — сполз с клетки оторопевший Митька. — Ох, вре-е-ешь...
Но Алена не стала ни уверять его, ни доказывать, сказала устало:
— Я его письмом разыскала.
И медленно пошла вдоль клеток, выставленных по случаю теплых дней на улицу.
Кролики, успокоившись, хрустели капустными листьями и смешно поводили ушами.
Митька озадаченно молчал.
— А почему вы даже... не разговариваете? — резонно спросил он наконец.
Алена повернулась и так же медленно пошла вдоль клеток обратно.
— Он... совсем не такой, как я думала, — доверительно призналась она. — Я боюсь...
Она остановилась и провела пальцем по ржавой решетке клетки, как бы повторяя ее узор, И наивно, робко спросила:
— А ты думаешь, он хороший?
— Антон Николаич? — переспросил Митька, подавленный серьезностью и значимостью разговора.
И не ответил. Все-таки он не мог ей поверить.
Много раз в детдом приезжали родственники и родители, и всегда ребята узнавали об этом сразу, и всегда те, за кем приезжали, становились центром внимания и зависти остальных. И ходили эти счастливчики, не переставая улыбаться, как должное принимали особое к себе отношение.
Митька Круглый присмотрелся к Алене: она ничуть не была похожа на тех счастливчиков.
— Врешь ты все это, — решительно заложил он руки в карманы и озорно повел своими бедовыми глазищами. — А если не врешь, пойдем к нему.
— Ты что! — замахала руками Алена и, забеспокоившись, не услышал ли их кто, посмотрела по сторонам.
Митька Круглый по-своему истолковал ее замешательство:
— Испугалась, — сказал он так, словно иного от нее и не ждал. И крупно, с достоинством зашагал от крольчатника.
И теперь уже Алена побежала через весь двор за ним следом, оскорбленная недоверием, обиженная, уязвленная. Она догнала его около гудевшей ребячьими голосами спортплощадки, схватила за руку и, расталкивая ребят, кинулась к наблюдавшему за игрой Антону Николаевичу. Подбежала и запальчиво, а вместе с тем умоляюще крикнула:
