Столики стоят так, что слышать, о чем за ними говорят, невозможно, можно только видеть, как шевелятся губы людей, и угадывать их разговоры.
Для меня это самое любимое занятие. Сидеть где-нибудь в углу кафе и наблюдать о том, как разговаривают люди. Наблюдать и угадывать. Это интереснее, чем даже смотреть кино. И я пытаюсь пристрастить к этому занятию свою принцессу.
— А ты никогда не думала, на что похожи человеческие губы?
— Нет. На что?
— На открытую рану.
Принцесса поднимает брови, краешки ее губ чуть сжимаются.
— Почему?
— Ну, присмотрись внимательнее на человеческое лицо. Такое впечатление, что когда-то давным-давно у человека рта не было совсем. Было просто ровная гладкая кожа. И кто-то очень жестокий полоснул человека лезвием бритвы по коже и нанес ему открытую рану.
— А зачем он это сделал?
— Не знаю, наверное, чтобы сделать человека несчастным.
— Несчастным? — соболиные брови Марины снова взлетают вверх.
— Ну, да! Ведь любое слово, произнесенное вслух, есть ложь.
Марина обводит глазами кафе.
— Ты хочешь сказать, что все эти люди, которые сидят за столами, врут друг другу.
— Да. В той или иной степени. Знаешь, очень интересно наблюдать за людьми со стороны. Сразу видно, кто кому и зачем врет.
Марина тут же берет быка за рога.
— И ты мне все время врешь?
Смеюсь.
— И я, обязательно. Ну, если не вру, то привираю. Точно.
Марина надувает губы.
— Я никогда не вру.
Тяжело вздыхаю и соглашаюсь с этим.
— Да, я еще ни разу не поймал тебя на несоответствии.
Марина мгновенно взрывается и чуть не бросает в меня салфеткой, которой только что вытирала губы от томатного соуса.
— Что значит «не поймал», ты не мог меня поймать, потому что я никогда не вру. И теория твоя дурацкая. Врут только одни мужчины. Понял!?
Реакция Марины меня смешит. Я тихо трясусь от смеха, но, чтобы успокоить ее, соглашаюсь со всеми доводами.
— Конечно-конечно, родная! Ты как всегда права.
Ловлю ее пальцы, притягиваю к своим губам. Начинаю целовать подушечки пальцев. Кожа на губах тонкая, а подушечки пальцев очень чувствительные. Между нами снова пробегает электрический разряд.
— Но это все равно не меняет. Губы ведь действительно похожи на рану.
Она кивает головой.
— Ну пусть похожи. Слушай, хватит мне морочить голову. Ты поел?
— Поел.
— Тогда, может, поедем отсюда. А то здесь что-то шумно стало.
Вечер действительно уже вошел в свои права. Хозяин сделал музыку погромче, а посетители кафе стали чаше заказывать пиво, чем шашлык. У кого-то даже на столах появилась водка, хотя я точно помню, что в меню такого продукта не было. Да и пить в жару водку. Бр-р-р!
— Поехали? А куда?
— Ну ты сам хотел купаться?
— Купаться?
Я снова смотрю на ее губы, и тут у меня в голове рождается новая версия моей теории. Наверное, все же раньше люди состояли из двух половинок. И соединены они были как раз в районе губ. Половинки умели разговаривать глазами и отлично друг друга чувствовали. Они ведь были единым целым. И тот, злой, разделяя нас, полоснул своим лезвием именно по месту соединения. И мужчины от боли стали врать, а женщины нести всякую чушь.
Ну прямо как сейчас моя принцесса. Я, конечно, ей об этом не говорю. Боже упаси! Но тем не менее.
Есть только один способ прекратить этот словесный поток. Соединить эти губы. Пусть не навсегда, но хотя бы на время. «Какое там «купаться»?»
Все мое существо в настоящий момент хочется только одного, проверить теорию о двух половинках, но мешает стол.
«Какое купание? Ты что не видишь, что я тебе хочу больше жизни?» — спрашиваю я ее глазами, чтобы не врать. — «Вижу!» — отвечают мне ее глаза, чтобы не нести всякую околесицу. — «Тогда нам действительно пора?» — спрашивают мои глаза. — «Нам уже давно пора», — отвечает она.
Расплачиваемся, благодарим за ужин. Это обязательно! Хозяин расплывается в улыбке. Мы выходим из-за стола. Я сдерживаюсь ровно до того момента, как мы садимся в машину, и тут же начинаю осыпать ее поцелуями. Плечо, шею, мочку уха. От моих прикосновений Марина вздрагивает.
— Извини, я такой потный и грязный, но я тебя так хочу, что у меня нет сил терпеть! — выдавливаю я из себя, наконец, вслух.
