Они не смогли справиться с обстоятельствами. Странные слова выстраиваются в хоровод и начинают кружиться в моей голове. Обстоятельства. Не суждено. Не суждено. Обстоятельства… Не суждено…
Говорят, что перед смертью человек видит всю свою жизнь, как будто кинопленку, промотанную назад. Судя по тому, что я ничего из своей прошлой жизни не видел, я не умирал. Но мне очень хотелось этого. Очень. Я звал ее. Я звал смерть. Я молился о том, чтобы она пришла. Мне казалось, что это будет отличным выходом из сложившейся ситуации. Останется только вынуть мумию из саркофага и закопать. Учитывая же, что все равно, все там рано или поздно будет, для мира это будет не такая уж и плохая потеря.
Максимум что скажут, не смог справиться с обстоятельствами. Интересно, а кому-то удавалось, с ними справится, или они всегда сильнее. Как с ними справляться? У кого бы узнать?! Кто знает об этом точно?
Никто. Не справился. Гуд бай! И это правильно! Выживает сильнейший. Слабые этому миру не нужны. Всем пока!
Старик, оторвал свой взгляд от паяльной лампы, поправил на переносице пенсе и посмотрел умными подслеповатыми глазами на тускло светящийся экран. В его седой и аккуратно уложенной бороде застыла блаженная улыбка. Он повернул рычажок, и экран стал светлее. Старик похлопал по деревянной коробке, и сквозь эфирные помехи прорвалось несколько невнятных и булькающих звуков: «Гос…госс… Поди! Поди! Подигос! Моги… по…»
Удовлетворенный этим, старик вернулся к распайке микросхемы, которая, как препарированный труп, лежала у него на столе. Олово зашипело и слезой застыло на месте контакта. Запахло то ли ладаном, то ли припоем — и рядом с тусклосветящимся экраном засветился еще один маленький экранчик. Старик поставил паяльник на подставку и удовлетворенно откинулся на спинку кресла. Сложив руки на груди, он задумчиво опустил голову.
С кухни на фоне гремящей посуды раздался женский голос.
— Ну что там? Все зовут?
Старик, поднял взгляд на экран.
— Не то слово. Совсем совесть потеряли. По каждому пустяку.
С кухни показалась довольно милая женская головка. Она с явным интересом спросила:
— А с тем что собираешься делать? Он вроде отказывался…
Старик устало махнул рукой.
— А, слабак. Чуть приперло, и тоже заныл.
— И что ты собираешься делать?
Старик нахмурился и сердито посмотрел на старуху.
— Это ты у меня спрашиваешь?
Женская головка тут исчезла, как будто растворилась в воздухе, и на кухни снова загремели кастрюли.
Старик прислушался к этим звукам, тяжело вздохнув, и, хлопнув руками по спинкам кресел, так, что они жалобно застонали, поднялся во весь свой могучий рост. Шамкая по каменному полу мягкими тапочкам, вышел из комнаты.
Он вошел в просторный зал и остановился в дверном проеме. С этого места его фигуры не было видно. Только яркий светящийся контур, но зато ему легко можно было обозреть все пространство перед собой. Кухня была заставлена несметным количеством посуды. Казалось, что бесконечные ряды кастрюль, сковородок и тарелок занимают всю территорию от потолка до пола и уходят куда-то за горизонт.
Среди всего этого богатства безраздельно властвовала его жена, его старуха. Она помешивала, добавляла специи, что-то резала, свежевала, чистила кожу, ставила на холодок, убавляла огонь или, наоборот, подкидывала дровишек. Жена одновременно делала сотни миллионов дел — и от этого казалась многорукой, как богиня Шива. Но старик знал, что это всего лишь оптический обман. На самом деле, у нее только две руки. Просто старуха уже давно властвует на этой кухне и умеет рационально рассчитывать свои силы.
Увидев мужа, она зачерпнула половником из аппетитно пахнувшей кастрюльки и дала ему попробовать. Он отхлебнул и смешно покатал варево между щек.
— Хороший суп. Но соли вроде маловато.
Старуха удивленно подняла брови.
— Маловато?
Не стала спорить. Попробовала сама. Покачала головой.
— Ну да. Маловато. Сейчас добавлю.
Старик пошел между рядов, прикладываясь к варящимся блюдам.
— Пусть еще покипит. Здесь достаточно, снимай. А это блюдо у тебя почему-то не получилось… Кто это? Что добавляла?
