«О Господи!» Ну, зачем я снова позвал его? Не надо. Я сам. Сам.
Дома — сын. Сидит, играет в компьютер. Удивляется тому, что я пришел так рано домой. Ловлю себя на мысли, что действительно пришел домой рано, только тогда, когда мне стало плохо. Если бы не боль в животе, почувствовал бы угрызение совести, но ему сейчас просто нет места внутри меня.
Какие же все же мужчины слабые. Какой-то вшивый гастрит, а я уже готов всех святых в помощь звать! Валюсь на кровать, заворачиваюсь в одеяло. Мне холодно? Нет, жарко. Раскрываюсь и срываю с себя потную футболку. Брюки тоже мешают. Скидываю и их. Остаюсь в одних трусах. Они тоже мешают, но лежать голым даже у себя дома не могу. Вдруг… кто придет. Господи, какое мне дело до других!
Я не знаю, о чем мне думать. О том, зачем снова позвал Господа или о том, какое мне дело до других?
Мозг в ступоре. Как тот осел, который умер от голода между двух стогов сена из-за того, что не знал от какого стога ущипнуть первый клок сена. Я что тоже умираю? Нет, я должен думать. О чем угодно. Но думать. Так легче переносить боль. Господи, почему она не проходит? Снова — ступор. Перезагрузка программы.
Прихожу в себя в ванной, перегнувшись через белый край ванны, выворачиваю себя наизнанку. Перед глазами только разгрызанные куски таблетки. Желудок не принимает их. А остальное? Ничего нет. Значит, я пустой, совершенно пустой. Смываю остатки таблетки в отверстие для слива и снова остаюсь один на один с белым листом дна ванны. Пытаюсь выдавить из себя новых красок. Но снова впустую. У меня получается только два желтых пятна горько пахнущей желчи. Да уж. Даже на картину импрессиониста-минималиста не тянет. Ее тоже отправляю в слив.
Начинаю замерзать. Сил идти назад к постели нет. Забираюсь в ванну и пускаю теплую воду. Вода это хорошо. Мы все пришли из воды и уйдем туда. Вода принимает меня и вроде бы приносит облегчение.
Я знаю, все пройдет, как только я опустошу желудок, если он пустой, то скоро все пройдет. Скоро все пройдет, скоро, очень скоро. Надо только потерпеть, подождать. Боль уже не резкая, а тягучая обволакивающая. Я пытаюсь убедить себя, что мне небольно. Даже хочу бодренько, как ни в чем не бывало, выскочить из ванной, но жгучая резь снова толкает меня вниз, и я, подломив в локтях руки, падаю в воду, разбрызгивая капли по кафелю.
«О Господи, за что мне такое наказание?»
Нет, мне еще рано думать о господе. Рано. Я не должен его звать. Я смогу сам победить боль, я должен победить ее. Это несложно. Надо только начать думать о чем-то другом, кроме боли, и она уйдет. О чем? О чем-то, что полностью вытеснит из моей головы боль.
Чтобы это могло быть? Что-то приятное?
В дверь стучит сын.
— Пап, у тебя все нормально?
— Да, сынок, я в ванну залез, сейчас живот пройдет, и выйду.
— Ну ладно, тогда я пошел гулять!
— Иди!
Хлопает дверь. Я остаюсь в квартире один. Только кот Барсик трется в коридоре и пытается лапой выцарапать меня из туалета. Пусть пытается. Вот бы его сейчас положить на живот. Говорят, кошки способны забирать боль. Было бы не плохо, но для этого мне надо встать, вытереться и снова лечь.
Нет. Чувствую, я на такой подвиг сейчас не способен. Ванная набралась до краев. Выдираю пробку и пускаю горячую воду мощной струей себе на живот, туда, где больно. Струя из душа действует как массаж и вроде бы смягчает боль. Теперь ее можно терпеть. Но все равно пошевелится я не могу. Любое движение вызывает новые приступы боли.
Снова впадаю в ступор.
Перед глазами начинают мелькать странные образы вперемешку с цветными картинками. Я вижу себя со стороны. Я лежу в ванной, подогнув ноги. В позе младенца. Нет, это не я. Это египетская мумия в саркофаге. Высохшая кожа коричневого цвета с масляным отливом, пустые глазницы, открытый в вечном крике рот. Что она здесь делает? А где я?
Меня нет. Вместо меня эпизоды из только что просмотренных фильмов. Когда я их смотрел? День назад, неделю. Не помню. Но это два фильма: «Связь» и «Доктор Живаго». Почему именно они? А они оба о влюбленных, которым не суждено быть вместе. Странное слово: не суждено. Кому? Кем? Почему они не смогли быть вместе?
