На углу Ира остановилась. Лицо у нее было мокрое.
- Какой снег! — сказала она, улыбаясь. — Давай мы прокатимся на такси. У меня есть деньги.
Меня обожгло. Она назвала меня на «ты». И это вышло у нее как-то просто, само собой. Мне тоже захотелось проехаться на автомобиле. Мчаться со страшной скоростью, чтобы все расступались. И мне тоже не терпелось сказать ей «ты».
- У тебя есть деньги? Но ведь и у меня тоже есть деньги. Твои деньги не нужны. А куда ты хочешь ехать?
Я специально нажимал на «ты», «твои», «тебя» и искоса смотрел на нее. Она смотрела вдоль улицы и не замечала этих моих слов.
- Я знаешь где люблю? — сказала она. — По Дворцовой набережной, а потом по Кировскому.
Мы взяли такси здесь же, на углу Рубинштейна. Проехали по Невскому, и я взглянул на счетчик. Накрутило уже довольно много. «Ну, пускай столько, ну, пускай вдвое больше - не все ли это равно?» - подумал я. Мне не хотелось, чтобы Ира заметила мой взгляд, и я сказал:
- Едем быстро. Посмотри, впереди ничего не видно. Только желтые огни.
- Да, — сказала она. — Мне почему-то с тобой очень просто. Я не люблю, когда надо умничать. Мне нравится, что ты такой простой.
Мы свернули на набережную. Проехали мимо Зимнего дворца, через Зимнюю канавку. Нас бросило вверх, потом вниз. Я видел лицо Иры сбоку. По ее лицу мелькали огни. Теперь я сам не понимал, как у меня хватило смелости познакомиться с такой красивой девушкой. Ира смотрела вперед. Я подсел к ней ближе и обнял ее за плечи. Она повернулась ко мне, покачала головой и улыбнулась:
- А если без этого.
- Почему?
- Потому что будет все слишком обыкновенно. Не надо.
Я убрал руки, но продолжал сидеть близко к ней. Взлетели на Кировский мост. Город оказался внизу. Мне хотелось что-нибудь говорить.
- Хорошо, что нам попалась «Волга», — сказал я. — Она на ходу мягче.
Я решил показать себя знатоком, хотя на такси разъезжал не часто.
- Мы тоже собирались купить машину, — сказала Ира. — У нас даже была очередь. Но потом Оля решила строить дачу. Она всегда хотела иметь свой дом за городом.
Мы доехали до площади Революции и дальше пошли пешком по парку. Было не так красиво, как в тот вечер, когда мы гуляли с Нюрой. Снег был слишком густой и липкий. Но все-таки было тоже красиво. Памятник «Стерегущему» стоял точно ледяная глыба.
- Тебе понравилась Оля? — спросила Ира.
Я подумал и сказал:
- Да.
- Она очень хорошая. Она спасла меня во время войны. Мои родители погибли, и она взяла меня к себе. Я выросла у нее на руках.
- Вы жили в Ленинграде?
- Да, все время. И я знаю, как ей было трудно. Но она всегда старалась, чтобы мне было лучше.
- Мне она понравилась, — сказал я.
- Мы иногда спорим с ней, но все равно я очень ее люблю. Я обязательно должна что-то сделать в жизни, и для нее тоже сделать что-нибудь. Мне так хочется, чтобы она была счастливой. Тебе, может быть, скучно?
- Нет, — сказал я.
Снег все не переставал. Мы долго шли по аллее молча. Потом я спросил:
- Хороший сегодня вечер, правда?
- Да, — сказала она. — Я люблю зиму. — И засмеялась. — Давай сыграем в снежки. Хочешь?
- Давай.
Она бросала снежки очень смешно. Как-то через голову. Бросала и сама же смеялась. Я обсыпал ее всю. Она была белая, и по лицу ползли струйки. Я отряхивал ее варежкой. Потом мы катались с горки, как дети. Я становился первый, она цеплялась за меня. Один раз мы упали. Потом я спотыкался специально, и мы летели кубарем и смеялись. Нам было весело.
На Петропавловской забили часы. Мы прислушались: было двенадцать. Вечер пролетел как одна минута. В парке стало пусто. Мы вышли на улицу. Снег падал реже и медленней.
- Это хорошо, что ты меня нашел, — сказала Ира. — Значит, мы встретились тогда не просто так.
Я молчал.
- А куда же ты делся тогда, на вечере? Я ведь ждала.
- А там, знаешь, история получилась.
Я рассказал. Ира смеялась.
- И ты сидел в камере?
- Сидел.
- Страшно?
- Скучно.
Незаметно мы дошли до «Великана».
- Я так и подумала, что с тобой что-то случилось, — сказала Ира. — У твоего друга было такое лицо...
- Да все из-за ерунды. Но не мог же я его бросить! Это же нечестно.
- Да, это нечестно. Хороший друг - это, по-моему, очень редко. Его бросать нельзя.
