– Что вы такое говорите, Риверс? – изумился Тревельян.
– Я открыл дверь. Заглянул. Он крепко спал на койке. Тут Коллинз зашелся кашлем. Я кружку поставил и бегом к Коллинзу.
– А дальше? Холмса вы потом видели?
– Нет, сэр. Я Коллинзом занялся. А уж потом вернулся и запер дверь.
В комнате повисла тишина. Мы стояли и смотрели друг на друга, словно ждали, кто же осмелится открыть рот первым. Им оказался Гарриман.
– Где гроб? – воскликнул он.
– Должны были вынести наружу, – ответил Тревельян. – Там ждет фургон, чтобы отвезти к гробовщику, в Масвелл-Хилл. – Он схватил свое пальто. – Возможно, мы еще успеем. Если фургон не уехал, мы его перехватим.
Обратный путь к воротам тюрьмы мне не забыть никогда. Хокинс шел первым, рядом с ним, задыхаясь от ярости, Гарриман. Вторая пара – Тревельян и Риверс. Я замыкал шествие, сжимая в руке книгу с заветным ключом. Какая смехотворная идея! Даже если бы я и передал ключ моему другу в придачу с лестницей и мотком веревки, в одиночку ему отсюда нипочем не выбраться. Мы сами двигались к выходу только благодаря Хокинсу, непрерывно подававшему сигналы охране. Двери отпирались и распахивались одна за другой. Никто не вставал у нас на пути. Обратно мы шли другой дорогой, на сей раз мимо прачечной – заключенные корпели возле гигантских кадок, – а потом и котельной, с котлами и спиральными металлическими трубами, отсюда шло тепло на обогрев тюрьмы. Наконец мы пересекли заросший травой дворик и оказались, как я понял, у бокового входа. Только здесь охранник попытался преградить нам дорогу и потребовал пропуска.
– Не будьте идиотом! – рявкнул Гарриман. – Вы что, собственного начальника тюрьмы не узнаете?
– Откройте ворота, – распорядился Хокинс. – Мы не можем терять ни минуты!
Охранник исполнил приказ, и мы впятером оказались на улице.
При всей стремительности нашего движения я не мог отделаться от мысли, что моему другу удалось бежать благодаря весьма странному стечению обстоятельств. Он сумел симулировать болезнь и провести опытного доктора. Впрочем, это достаточно просто. Со мной он такой фокус проворачивал не однажды. Но ему удалось очутиться в отдельной комнате в то самое время, когда в изолятор принесли гроб. Мало того, ему требовалась открытая дверь – и она оказалась открытой, потому что кто-то своевременно закашлялся, а слабоумный санитар проявил нерасторопность. Уж слишком удачно все совпало. Впрочем, какая разница? Если Холмсу каким-то чудом удалось отсюда выбраться, я должен только безмерно радоваться. Но все равно я не сомневался: что-то здесь не так, мы сделали поспешные выводы, и именно на это рассчитывал Холмс.
Мы оказались на широкой, изрытой колесами дороге, по одну сторону тянулась высокая тюремная стена, по другую – ряд деревьев. Гарриман издал победный вопль и показал пальцем. Мы увидели фургон, два человека запихивали в него сзади какой-то короб, по размеру и форме вполне походивший на временный гроб. При этом я, признаюсь, на секунду испытал облегчение. Кажется, все бы отдал, лишь бы увидеть Шерлока Холмса и удостовериться: он действительно ловко симулировал болезнь и никакого пищевого отравления не было. Мы поспешили к фургону, и мою внезапную радость тут же сменил невыразимый страх. Допустим, сейчас Холмса найдут, задержат, затащат обратно в тюрьму – тут уж Гарриман все сделает, чтобы лишить Холмса второй попытки и вообще держать подальше от меня. Гарриман подошел к двум работягам, которые держали гроб за края, пытаясь запихнуть его в фургон.
– Ставьте гроб на землю! Мне надо его осмотреть.
Мрачные труженики, по виду отец и сын, вопросительно переглянулись и лишь потом выполнили команду. Гроб лежал на гравии.
– Открывайте!
На сей раз мужчины заколебались: одно дело – нести гроб, а совсем другое – смотреть на покойника.
– Ничего страшного, – успокоил их Тревельян, и именно в эту минуту я понял, откуда я его знаю и где нам довелось встречаться.
Его звали Перси Тревельян, он приходил к нам на Бейкер-стрит шесть или семь лет назад, потому что крайне нуждался в услугах моего друга. Я вспомнил, что у него был пациент, Блессингдон, который вел себя как-то загадочно, и кончилось тем, что беднягу нашли повешенным в собственной комнате. Полиция решила, что это самоубийство, но Холмс эту версию решительно отверг. Странно, что я не узнал Тревельяна сразу, я ведь им восхищался и изучал его работы по нервным заболеваниям – он даже получил премию Брюса Пинкертона, никак не меньше. Но судьба не была к нему благосклонна ни тогда, ни, судя по всему, позже, потому что он заметно постарел, выглядел изможденным и отрешенным, что не могло не сказаться на его внешнем облике. При нашей первой встрече очков он, насколько помню, не носил. Заметно ухудшилось и его здоровье. И все же сомнений не оставалось – это был он, низведенный до статуса тюремного доктора, хотя имел право рассчитывать на нечто гораздо большее. Вдруг я с восторгом, который позаботился скрыть, подумал: а ведь он наверняка помог Холмсу совершить побег! Конечно же, он считал себя обязанным Холмсу – с какой еще стати ему делать вид, что мы с ним не знакомы? Стало ясно, как Холмсу удалось попасть в гроб. Тревельян намеренно передал бразды правления санитару. Иначе зачем давать ответственное поручение человеку, который явно не способен с этим поручением справиться? Гроб поставили поблизости. Все было спланировано заранее. А работяги делали свое дело не спеша – и весь план рухнул. Они могли быть уже на полдороге до Масвелл-Хилла. Усилия Тревельяна пропали даром.