– Вы не сказали мне, кто вы, – заметил я. – Может быть, объясните, чем вы занимаетесь?
– Я математик, доктор Ватсон. Нимало не льстя себе, могу сказать: мою работу по биному Ньютона изучают в большинстве университетов Европы. А еще вы наверняка определили бы меня как преступника, хотя мне хочется думать, что преступление я превратил в науку. Сам я стараюсь не обагрять руки кровью. Это удел таких, как Андервуд. Можно сказать, что я – мастер абстрактного мышления. Ведь преступление, в наиболее чистой форме, – это абстракция, как музыка. Я делаю оркестровку. Остальные исполняют свои партии.
– Чего же вы хотите от меня? Зачем вы меня сюда привезли?
– Помимо удовольствия пообщаться с вами? Я хочу вам помочь. А если точнее – и я сам себе удивляюсь, произнося эти слова, – я хочу помочь господину Шерлоку Холмсу. Очень жаль, что он не обратил на меня внимания два месяца назад, когда я послал ему некий памятный подарок – приглашение изучить дело, из-за которого у него сейчас возникли такие неприятности. Наверное, мне следовало выразить свою мысль с большей определенностью.
– Что же вы ему послали? – спросил я, хотя уже знал ответ.
– Кусочек белой ленты.
– Вы связаны с «Домом шелка»!
– Не имею с ним ничего общего! – Впервые в его голосе зазвучали сердитые нотки. – Не огорчайте меня, пожалуйста, своими дурацкими умозаключениями. Оставьте их для ваших книг.
– Но что это такое, вы знаете.
– Я знаю все. Мне становится известно обо всех злодеяниях, крупных и мелких, какие происходят в Англии. У меня есть агенты во всех городах, на всех улицах. Они мои глаза. Которые никогда не мигают. – Я молчал, давая ему возможность продолжать, но он решил сменить курс. – Вы должны дать мне обещание, доктор Ватсон. Поклянитесь всем, что для вас свято, что никогда не расскажете Холмсу или кому-то еще об этой встрече. Никогда о ней не напишете. Никогда на нее не сошлетесь. Если вам станет известно мое имя, вы сделаете вид, что слышите его впервые в жизни и оно вам ни о чем не говорит.
– Откуда вы знаете, что я такое обещание сдержу?
– Потому что вы – человек слова.
– А если я откажусь?
Он вздохнул:
– Имейте в виду, что жизнь Холмса в большой опасности. Мало того: если вы откажетесь выполнить мои указания, Холмс в течение двух суток будет мертв. Помочь вам могу только я, но для этого вы примете мои условия.
– Если так – я согласен.
– Вы клянетесь?
– Да.
– Чем?
– Моим браком.
– Этого мало.
– Моей дружбой с Холмсом.
Он кивнул:
– Кажется, мы друг друга поняли.
– Так что же такое «Дом шелка»? Где мне его найти?
– Ответить на эти вопросы я не могу. Хотел бы ответить, но, боюсь, Холмсу предстоит добраться до истины самому. Почему? Во-первых, я знаю, что он человек исключительных способностей, и мне интересно изучать его методы, следить за работой его ума. Чем больше я о нем знаю, тем меньше опасений он мне внушает. Но есть и еще один вопрос, более принципиального свойства. Я назвал себя преступником, но что, собственно говоря, это значит? Всего лишь то, что есть некие правила жизни в обществе, которые я рассматриваю как помеху и предпочитаю их игнорировать. Уверяю вас: многие респектабельные банкиры и юристы скажут вам то же самое. Это всего лишь вопрос степени. Но я не животное, доктор Ватсон. Я не убиваю детей. Я считаю себя цивилизованным человеком, и в обществе есть другие правила, на мой взгляд незыблемые.
Итак, что должен сделать такой, как я, когда он сталкивается с группой людей, чье поведение – чьи преступления – выходят за рамки допустимого? Я могу сказать вам, кто эти люди и где их найти. Я мог бы давным-давно известить полицию. Увы, такой поступок нанес бы существенный ущерб моей репутации в глазах многочисленных подручных, у которых в отличие от меня нет особых проблем с нравственностью. Есть такая вещь, как закон преступного мира, и многие известные мне преступники относятся к нему очень серьезно. И я, в общем-то, склонен с ними согласиться. Кто дал мне право судить коллег по преступному миру? Мне бы совершенно не хотелось, чтобы они судили меня.
– Но вы послали Холмсу намек.
– Я действовал под влиянием минуты, что для меня крайне необычно и показывает, до какой степени я раздражен этой историей. Но все равно это был некий компромисс, самое малое, что я мог сделать при сложившихся обстоятельствах. Если бы Холмс пошел по этому следу, я утешал бы себя тем, что послал всего лишь намек и особой вины на мне нет. Если бы, наоборот, он решил оставить мое предупреждение без внимания – что ж, моя совесть перед преступным миром осталась бы чиста. При этом скажу так: вы не представляете, как меня огорчило, что он выбрал именно второй вариант, а точнее, бездействие. Я искренне убежден, что без «Дома шелка» мир стал бы намного лучше. Я не теряю надежду, что этот гнойник будет прорван. Поэтому я и пригласил вас сюда.
