– Да, сэр, мы с мужем готовим всю еду на этой кухне. Патрик чистит картошку, помогает мыть посуду, если есть настроение, но вся пища проходит через мои руки, и, если что-то в этом доме отравлено, доктор Ватсон, здесь вы отраву не найдете. Моя кухня безукоризненна, сэр. Раз в месяц мы делаем тут полную чистку с карболкой. Можете пройти в буфетную, если желаете. Все на своих местах, свежего воздуха в достатке. Продукты покупаем неподалеку, ничего несвежего сюда не попадает.
– Прошу прощения, сэр, но причина болезни госпожи Карстерс не в еде, – пробормотал Кирби, бросив взгляд на хозяина дома. – Господин Карстерс ест то же самое, а чувствует себя хорошо.
– Если позволите сказать, в этом доме творится что-то странное, – заявила миссис Кирби.
– Что вы хотите этим сказать, Маргарет? – спросила госпожа Карстерс.
– Точно сама не знаю, мадам. Ничего не хочу сказать. Но мы все страшно тревожимся за бедную мисс Карстерс, и с этим домом явно что-то не так, но что бы это ни было, моя совесть чиста, а если кто с этим не согласен, я завтра же соберу вещи и уеду.
– Никто вас не обвиняет, миссис Кирби.
– Она права. С этим домом что-то не так.
Это впервые заговорил племянник Кирби, и его акцент напомнил мне слова Карстерса о его ирландском происхождении.
– Вас зовут Патрик, верно? – спросил я.
– Верно, сэр.
– Откуда вы родом?
– Из Белфаста, сэр.
Наверняка это было чистым совпадением, но Рурк и Килан О’Донахью тоже были из Белфаста.
– Вы здесь давно, Патрик? – решил уточнить я.
– Два года. Приехал чуть раньше госпожи Карстерс. – И парень ухмыльнулся, будто отпустил какую-то шутку для своих.
Это было совершенно не мое дело, но он вел себя – сидел на стуле развалившись, говорил развязным тоном – нарочито неуважительно, и я поразился, что Карстерс такое ему позволяет. Жена его не была столь терпимой.
– Как ты смеешь так с нами разговаривать, Патрик! – возмутилась она. – Если тебе есть что сказать, говори прямо, без намеков. Если тебе тут не нравится, ты волен уехать.
– Вполне нравится, госпожа Карстерс, и никуда особенно я ехать не собираюсь.
– Какая наглость! Эдмунд, ты скажешь ему что-нибудь?
Карстерс помедлил, но тут паузу прервал резкий звонок. Кирби взглянул на ряд колокольчиков, висевших на дальней стене.
– Это мисс Карстерс, сэр, – сказал он.
– Наверное, закончила с купанием, – предположил Карстерс. – Можем к ней подняться. Или у вас есть другие вопросы, доктор Ватсон?
– Нет, – ответил я.
Несколько заданных мной вопросов оказались совершенно бесполезными, и я внезапно пал духом – мне пришло в голову, что, будь на моем месте Холмс, он, наверное, уже нашел бы ключ к разгадке. Какой он сделал бы вывод, глядя на молодого слугу из Ирландии и его непонятные отношения со своими хозяевами? Что особенного увидел бы в этой комнате? «Ватсон, вы смотрите, но не наблюдаете». Он произносил эту фразу не один раз, и сейчас я, как никогда, был с ней согласен. На столе лежит кухонный нож, на плите бурлит суп, с крючка в буфетной свисает пара фазанов, Кирби смотрит себе под ноги, его жена стоит, держа руки на фартуке, Патрик продолжает улыбаться… Все это сказало бы Холмсу больше, чем мне? Безусловно. Покажите Холмсу каплю воды, и он убедит вас в существовании Атлантического океана. Покажите ее мне – и я стану искать кран. Вот в чем было главное наше отличие.
Мы пошли по лестнице до самого верха. По дороге нам встретилась девушка, она несла таз и два полотенца. Это была Элси, служанка. Голову она держала книзу, и на ее лице я не прочитал ровным счетом ничего. Она проскользнула мимо нас и исчезла.
Карстерс тихонько постучал в дверь и вошел в спальню сестры – проверить, готова ли она меня принять. Я и Кэтрин Карстерс ждали снаружи.
– Я вас оставлю, доктор Ватсон, – сказала она. – Если я войду, золовка только огорчится. Пожалуйста, дайте мне знать, если заметите что-то, имеющее отношение к ее болезни.
– Конечно.
– Еще раз спасибо, что приехали. Мне легче на душе оттого, что вы мой друг.
Она удалилась, и тут же Карстерс открыл дверь и пригласил меня войти. Я вошел в тесноватую, шикарно меблированную комнату с маленькими окнами, встроенную в свес крыши; занавески наполовину задернуты, в камине горит огонь. Вторая дверь открывалась в смежную туалетную комнату, откуда явственно доносился запах лаванды. Элиза Карстерс полулежала на подушках, укутанная шалью. Я сразу заметил, что со времени нашего прошлого визита ее здоровье сильно ухудшилось. Вид у нее был утомленный и измученный, так часто выглядели мои самые тяжелые пациенты, глаза излучали жалобный свет над крутыми утесами, в которые превратились ее скулы. Она причесалась, но волосы все равно в беспорядке спадали на плечи. Руки ее, как у покойницы, лежали на простыне прямо перед ней.
