Одного из них, Ватсон, мы знаем. Гендерсон, собственной персоной! Другой был бритоголовый, с плечами и бицепсами борца, настоящий силач. Я не мог и шевельнуться. «Очень неразумно, господин Холмс, встревать в дела, которые вас не касаются, и неразумно полагать, что вы можете тягаться с людьми, которые куда сильнее вас», – сказал Гендерсон, или что-то в этом роде. В это же время ко мне подошел Крир, в руке его был стаканчик с отвратительно пахнувшей жидкостью. Это было какое-то дурманящее зелье, и его влили мне между губ, я ничего не мог поделать – трое против одного. Вытащить оружие я не мог. Средство подействовало почти немедленно. Комната поплыла перед глазами, ноги совершенно обмякли. Эти трое отпустили меня, и я рухнул на пол.
– Мерзавцы! – вскричал я.
– А дальше? – спросил Лестрейд.
– Больше ничего не помню – пришел в себя, когда рядом оказался Ватсон. Видимо, мне дали очень сильное средство.
– Все это замечательно, господин Холмс. Но как объяснить показания доктора Экленда, лорда Хораса Блэкуотера и моего коллеги Гарримана?
– Они сговорились.
– Но зачем? Все они люди непростые.
– Именно. Будь они простыми, я был бы более склонен им поверить. Вас не удивляет, что три таких замечательных представителя рода человеческого выплыли из тьмы в одно и то же время?
– Но в логике им не откажешь. Ни одного сомнительного слова в суде не прозвучало.
– Нет? Позволю себе с вами не согласиться, Лестрейд, я насчитал несколько. Возьмем для начала милейшего доктора Экленда. Он сказал, что было слишком темно и он не мог видеть, кто стрелял, но тут же добавил, что увидел дымок из моего револьвера, – это вас не удивляет? Какое-то уникальное у него зрение. Теперь Гарриман. Есть смысл уточнить, было ли ограбление банка на Уайт-Хорс-роуд. Прямо какое-то указание свыше.
– Что вы имеете в виду?
– Если бы я собрался грабить банк, я бы подождал до полуночи, когда народ совсем разойдется с улиц. К тому же я предпочел бы районы побогаче: Мейфэр, Кенсингтон, Белгравию, – там местным жителям есть что нести в банк, соответственно, есть что украсть.
– А что скажете про Перкинса?
– Констебль Перкинс – единственный честный свидетель. Ватсон, если вас не затруднит…
Но Холмсу не удалось закончить: в дверях появился готовый метать громы и молнии Гарриман.
– Какого дьявола здесь творится?! – вскричал он. – Почему заключенный не на пути в камеру? Кто вы, сэр?
– Я инспектор Лестрейд.
– Лестрейд! Я вас знаю. Но это дело веду я. Почему вы вмешиваетесь?
– Господин Шерлок Холмс мне очень хорошо известен…
– Господин Шерлок Холмс известен очень многим. Мы всех их будем сюда приглашать для близкого знакомства? – Гарриман повернулся к полицейскому, который вывел Холмса из зала суда и теперь стоял неподалеку, явно чувствуя себя неловко. – Полицейский! Я запишу вашу фамилию и номер – будете наказаны. А сейчас отведите господина Холмса на задний двор, там его ждет полицейский транспорт, чтобы перевезти на новое место жительства.
– Куда именно? – спросил Лестрейд.
– Он будет содержаться в исправительном доме в Холлоуэе.
При этих словах я побелел: любой лондонец знал, в каких условиях содержатся заключенные в этой мрачной и внушительной крепости.
– Холмс! – крикнул я. – Я вас навещу…
– Как ни печально, я вынужден возразить: пока идет расследование, принимать посетителей господин Холмс не сможет.
Что еще оставалось нам с Лестрейдом? Оказывать сопротивление Холмс не пытался. Полицейский подошел к нему, помог подняться и вывел из комнаты. Гарриман проследовал за ними, и мы остались вдвоем.
