– Мне уже все подробно разъяснили, и я могу лишь обратиться с извинениями к вам и господину послу. Но позвольте сказать, что положение было чрезвычайным. Я преследовал шайку опасных преступников. Было пролито много крови. Эти люди пытались убить меня лично… был взрыв, унесший не одну жизнь.
– У вас есть доказательства, что виновны именно они? – спросил Линкольн.
– Нет, сэр. Уверен я в одном: наши с Чейзом поиски преступников привели нас сюда. Именно по этому адресу их привез кучер прямо от Скотленд-Ярда, сразу после нападения.
– Он может ошибаться.
– Может, но в такую ошибку я не верю. Мистер Гатри не произвел впечатление человека, который что-то путает. Иначе я поискал бы другой способ попасть в посольство.
– Предложение исходило от меня, – вступил я.
Чувствовал я себя не бог весть как, а выглядел и того хуже. Головорезы Мортлейка меня здорово отделали: последствия оказались серьезнее, чем я ожидал. Половина лица распухла, под глазом синяк, губа разбита. Было трудно говорить. Джонс выглядел не намного лучше. Мы постарались одеться сообразно случаю, но все равно напоминали людей, пострадавших при крушении поезда.
– Это моя вина, – добавил я. – Это я убедил инспектора Джонса войти в посольство.
– Методы агентства Пинкертона нам хорошо известны, – ворчливо заметил Ишем. Он явно был настроен против нас. – Подстрекательство к бунту. Попытки обвинить в преступлении простых рабочих, которые на совершенно законных основаниях вышли на забастовку…
– Насколько мне известно, ничего подобного мы не совершали. Сам я точно не имел отношения к забастовкам на Чикагской железной дороге, да и к другим забастовкам.
– Чарли, сейчас мы не об этом, – спокойно заметил Линкольн.
– Мы действовали незаконно, – продолжил Джонс. – Не могу этого не признать. Но последующие события показали, что мы… Не скажу, что мы действовали правильно, но, по крайней мере, мы оказались правы. Преступник, известный как Кларенс Деверо, нашел укрытие в стенах этого посольства под ложным именем Кольман Де Врисс. Впрочем, возможно, это и есть его настоящее имя, а Деверо – вымышленное. Так или иначе, мы обнаружили его здесь. Именно поэтому он нанес удар, с каким я не сталкивался за все годы, какие отдал защите закона.
– Он похитил вашу дочь.
– Да, сэр. Его люди забрали мою шестилетнюю дочь и использовали ее как приманку, чтобы взять в плен Чейза и меня.
– У меня две дочери, – вступил Линкольн. – А недавно болезнь забрала сына. Я понимаю, что вам пришлось пережить.
– Вчера ночью в катакомбах под Смитфилдским мясным рынком Кларенс Деверо угрожал нам пытками и расправой. Мы остались в живых исключительно благодаря чуду, которое пока не поддается объяснению. Ну, это в другой раз. А сейчас, сэр, я даю вам клятву, что человек, напавший на нас, за которым тянется череда преступлений и в вашей стране, и в моей, – это человек, которого вы считаете своим третьим секретарем, и я здесь для того, чтобы запросить – и даже потребовать – право на его допрос, а впоследствии и на то, чтобы за свои деяния он предстал перед судом.
Наступила долгая пауза. Все ждали, что скажет Линкольн, но посол кивнул своему советнику, тот в задумчивости погладил бороду и обратился к нам со следующими словами:
– Мне очень жаль, но все не так просто и очевидно, как вам хотелось бы, инспектор Джонс. Давайте на минуту отложим в сторонку ваше личное свидетельство, независимо от того, можно ему верить или нет.
– Погодите!.. – вмешался было я, взбешенный подобным лицемерием, но Джонс поднял руку, призывая меня замолчать.
– Я не хочу сказать, что сомневаюсь в истинности ваших слов, хотя следует признать: ваши методы, ваше вторжение сюда оставляют желать лучшего. Я также вижу раны, которые получили вы и ваш помощник, мистер Чейз. Повторяю – тут сомнений нет. Важно другое – существует принцип экстерриториальности. Посол представляет интересы тех, кто его направил в другую страну, и почти сто лет назад Томас Маккин, главный судья Пенсильвании, постановил: любое лицо, которое представляет государственное ведомство и служит за границей, является священным и неприкосновенным, и всякое противоположное действие рассматривается как прямое нападение на суверенное государство. От себя добавлю, что подобная защита распространяется и на всех сотрудников посольства. Как может быть иначе? Дипломатический иммунитет есть не только у посла, но и у его подчиненных, в противном случае возникла бы масса трудностей, которые в конечном счете подорвут независимость самого посла.
