И все же мы в нерешительности остановились у ворот.
– Где моя дочь? – выкрикнул Джонс.
– Вы одни? – Это спросил бородач; всклокоченные волосы и перебитый нос отбрасывали на лицо неровные тени.
– Да. Где она?
Возникла пауза. Неожиданно над кладбищем прошелестел ветерок, и огоньки факелов отвесили ему легкий поклон. Из-за надгробия с каменным ангелом появилась фигура. Неужели это Кларенс Деверо? Нет, конечно, он же боится открытого пространства. Это был Эдгар Мортлейк. Во время нашей последней встречи он на моих глазах кинулся в реку и сейчас предстал передо мной посланцем с того света, двигался он с трудом, будто столкновение с водой стоило ему нескольких ребер. Он был не один. За руку его держала Беатрис Джонс, бледная и заплаканная. Нечесаная и чумазая. Платьице выпачкано и кое-где порвано. Но трогать ее, похоже, не трогали.
– Ваша драгоценная дочурка нам ни к чему! – крикнул Мортлейк. – Нам нужны вы. Вы и ваш дьявольский приятель.
– Мы здесь.
– Подойдите ближе. Сюда, к нам! Ее нам держать незачем. У нас стоит экипаж, он отвезет ее домой. А не сделаете, как я велю, – пеняйте на себя.
И он поднял другую руку и занес ее над ребенком – в руке оказался длинный нож, острие блеснуло в отсвете пламени. К счастью, девочка этого не видела, но я не сомневался: если будем упрямиться, Мортлейк свое оружие применит и перережет ей горло прямо у нас на глазах. Мы с Джонсом переглянулись и вместе пошли вперед.
Шайка разбойников тут же взяла нас в кольцо, отрезав пути к отступлению. Мортлейк шагнул в нашу сторону, все еще не отпуская Беатрис. Она узнала отца, но от ужаса не могла вымолвить и слова.
– Отвезите девчонку домой. – И он передал Беатрис расплывшемуся в улыбке молодому кудрявому бродяге с ячменем на глазу. Тот сразу увел девочку. – Видите, инспектор Джонс? Свое слово я держу.
Джонс дождался, когда девочка скроется за воротами кладбища.
– Вы трус – как еще назвать человека, который похищает ребенка, чтобы обделать свои грязные делишки? Вы не заслуживаете даже презрения.
– А вы жалкий калека, который убил моего брата. – Мортлейк теперь стоял вплотную к Джонсу, лицом к лицу, в глазах читалась бешеная, на грани безумия, ярость. – За это получите по заслугам, не сомневайтесь. Но сначала придется ответить на пару вопросов. Ответите – куда денетесь?
Мортлейк кивнул, и я увидел, как один из головорезов вышел вперед, зловеще взмахнул дубинкой – и шмякнул Джонса по затылку. Джонс упал как подкошенный, и я понял, что остался в стане врага один, что движения мои скованы, а Мортлейк уже поворачивается в мою сторону. Я знал, что именно сейчас последует, был к этому готов. Но я не ожидал, что боль будет такой нестерпимой – она швырнула меня в туннель мрака и тьмы, навстречу неминуемой смерти.
Я не хотел открывать глаза – зачем? Убедиться, что я умираю? Иначе откуда такое ощущение холода?
Ко мне вернулось сознание, и я понял, что лежу на каменном полу, а где-то неподалеку мерцает слабый свет. Сколько же я здесь пролежал? Сильно ли я ранен? От полученного удара перед глазами все еще плыли круги. Может быть, меня увезли из Лондона? Холод пронизывал до костей, все тело непроизвольно вздрагивало. Руки совершенно онемели. Болели даже зубы. Меня будто переправили в зону вечной мерзлоты и оставили там на погибель на плавучей льдине. Но нет. Я находился в помещении. Я лежал не на льду, а на бетоне. Сделав над собой усилие, я сел и обхватил себя руками, отчасти чтобы сохранить оставшееся тепло, отчасти чтобы приободриться. Тут я увидел Этелни Джонса. Сознание к нему тоже вернулось, но смерть явно бродила где-то рядом. Он сидел, прислонившись к кирпичной стене, тут же стояла его палка. На плечах, воротнике, губах – осколки льда.
– Джонс?..
– Чейз. Слава богу, вы очухались.
– Где мы?
Из моего рта вырвалось облачко белого пара.
– В Смитфилде… так мне кажется. Или что-то в этом роде.
– Смитфилд? Что это?
Я тут же получил ответ на свой вопрос. Мясной рынок! Вокруг нас висели туши, не меньше ста. Я их видел, но органы чувств возвращались ко мне постепенно, и я не мог понять, что они означают. Я пригляделся внимательнее: ободранные и обезглавленные овечьи туши, а шкуры, подтверждавшие, что они божьи твари, лежали вместе с отрубленными конечностями в штабелях, уходивших вверх до самого потолка. На полу – заледеневшие лужицы крови, скорее лиловые, чем красные. Я огляделся по сторонам. Камера квадратная, два поддона прикреплены к шпалам – перевозить груз из одного конца в другой. Мне вспомнился корабельный трюм. Единственный выход – через стальную дверь, наверняка запертую, а дергать ее – не приведи господь, можно остаться без кожи на кончиках пальцев. На полу – две сальные свечи. Без них нас окружала бы кромешная тьма.
