Дом с мезонином - страница 8

Шрифт

Интервал

Торопясь и громко разговаривая, она приняла двух-трех больных, потом с деловым, озабоченным видом ходила по комнатам, отворяя то один шкап, то другой, уходила в мезонин; ее долго искали и звали обедать, и пришла она, когда мы уже съели суп.

Somehow I remember all these, little details and love to dwell on them, and I remember the whole of that day vividly, though nothing particular happened.

Все эти мелкие подробности я почему-то помню и люблю, и весь этот день живо помню, хотя не произошло ничего особенного.

After dinner Genya read, lying in her lounge chair, and I sat on the bottom step of the terrace.	После обеда Женя читала, лежа в глубоком кресле, а я сидел на нижней ступени террасы.
We were silent.	Мы молчали.
The sky was overcast and a thin fine rain began to fall.	Всё небо заволокло облаками, и стал накрапывать редкий, мелкий дождь.
It was hot, the wind had dropped, and it seemed the day would never end.	Было жарко, ветер давно уже стих, и казалось, что этот день никогда не кончится.
Ekaterina Pavlovna came out on to the terrace with a fan, looking very sleepy.	К нам на террасу вышла Екатерина Павловна, заспанная, с веером.
"O, mamma," said Genya, kissing her hand. "It is not good for you to sleep during the day."	- О, мама, - сказала Женя, целуя у нее руку, - тебе вредно спать днем.
They adored each other.	Они обожали друг друга.
When one went into the garden, the other would stand on the terrace and look at the trees and call: "Hello!" "Genya!" or "Mamma, dear, where are you?"	Когда одна уходила в сад, то другая уже стояла на террасе и, глядя на деревья, окликала: "ау, Женя!" или: "мамочка, где ты?"
They always prayed together and shared the same faith, and they understood each other very well, even when they were silent.	Они всегда вместе молились и обе одинаково верили, и хорошо понимали друг друга, даже когда молчали.
And they treated other people in exactly the same way.	И к людям они относились одинаково.
Ekaterina Pavlovna also soon got used to me and became attached to me, and when I did not turn up for a few days she would send to inquire if I was well.	Екатерина Павловна также скоро привыкла и привязалась ко мне, и когда я не появлялся два-три дня, присылала узнать, здоров ли я.
And she too used to look admiringly at my sketches, and with the same frank loquacity she would tell me things that happened, and she would confide her domestic secrets to me.	На мои этюды она смотрела тоже с восхищением, и с такою же болтливостью и так же откровенно, как Мисюсь, рассказывала мне, что случилось, и часто поверяла мне свои домашние тайны.
She revered her elder daughter.	Она благоговела перед своей старшей дочерью.
Lyda never came to her for caresses, and only talked about serious things: she went her own way and to her mother and sister she was as sacred and enigmatic as the admiral, sitting in his cabin, to his sailors.	Лида никогда не ласкалась, говорила только о серьезном; она жила своею особенною жизнью и для матери и для сестры была такою же священной, немного загадочной особой, как для матросов адмирал, который всё сидит у себя в каюте.
"Our Lyda is a remarkable person," her mother would often say; "isn't she?"	- Наша Лида замечательный человек, - говорила часто мать. - Не правда ли?
And, now, as the soft rain fell, we spoke of Lyda:	И теперь, пока накрапывал дождь, мы говорили о Лиде.
"She is a remarkable woman," said her mother, and added in a low voice like a conspirator's as she looked round, "such as she have to be looked for with a lamp in broad daylight, though you know, I am beginning to be anxious.	- Она замечательный человек, - сказала мать и прибавила вполголоса тоном заговорщицы, испуганно оглядываясь: - Таких днем с огнем поискать, хотя, знаете ли, я начинаю немножко беспокоиться.
The school, pharmacies, books--all very well, but why go to such extremes?	Школа, аптечки, книжки - всё это хорошо, но зачем крайности?