Сэнди взяла Донну за руку и с тревогой посмотрела на мать, входя в просторную комнату слева от вестибюля.
— Когда я въехала в этот дом в тридцать первом году, — продолжала рассказывать Мэгги, — он был точно таким же, каким его оставила Лили Торн в ту роковую ночь за двадцать восемь лет до моего приезда, когда чудовище совершило нападение на ее семью. С того времени в доме никто не жил. Ни один человек не отваживался поселиться здесь.
— А как же вы отважились? — скептически спросил все тот же круглощекий надменный мальчик.
— Мы с мужем были простыми и бесхитростными людьми, — ответила Мэгги. — И в то время искренне верили, что именно Гэс Гаучер совершил это грязное преступление. Ведь никому тогда даже в голову не приходило, что в доме может существовать какое-либо чудовище.
Донна посмотрела на мужчину из кафе. Он стоял впереди нее со своим тощим седым приятелем. Донна подняла руку:
— Миссис Кутч!
— Да?
— Скажите, а это совершенно точно известно, что Гэс Гаучер был ни в чем не виновен?
— К сожалению, я не застала его в живых и не успела лично спросить у него об этом. — Кое-кто из посетителей засмеялся. Стоявший перед Донной мужчина обернулся и с интересом посмотрел на нее. Донна отвела взгляд. — Может быть, он был хулиган, мелкий жулик, — продолжала Мэгги, — и вообще никудышный человек. И наверняка не отличался большим умом… Но каждый в Малкаса-пойнт, кто хоть раз видел его, мог с уверенностью сказать, что он не нападал на Торнов.
— А почему все так уверены в этом?
— У него не было когтей, милая.
Некоторые захихикали. Круглощекий мальчик с удивлением покосился на Донну, хмыкнул и отвернулся. Но мужчина из кафе продолжал неотрывно смотреть на нее, и, наконец, их глаза снова встретились. Его взгляд держал Донну в напряжении, одновременно вызывая где-то внизу живота странную слабость.
Потрясенная всем этим. Донна постаралась привести свои чувства в порядок и, через силу отвернувшись от него, вновь обратила внимание на происходящее вокруг.
— …через окно кухни, — продолжала говорить Мэгги Кутч. — Пожалуйста, пройдите за эту ширму.
Когда группа приблизилась к трехсекционной ширме из папье-маше, которая отделяла часть комнаты, кто-то сдавленно вскрикнул. Некоторые экскурсанты тяжело задышали, у других вырвались стоны отвращения. По толпе прокатился невнятный ропот. Донна тоже прошла вслед за дочерью в отгороженную часть помещения, увидела лежащую на полу окровавленную руку и тут же столкнулась с Сэнди, Испуганно отскочившей назад.
Мэгги ухмыльнулась, довольная произведенным эффектом.
Донна отвела Сэнди к другому концу ширмы. На полу лежало некое подобие женщины с нелепо задранной на высокую пыльную кушетку ногой. Блестящие немигагощие глаза были устремлены в потолок, на окровавленном лице застыла гримаса ужаса и агонии. Куски ночной сорочки в кровавых пятнах едва прикрывали ее тело на животе и груди.
— Чудовище разорвало эту ширму, — оказала Мэгги, — и через кушетку прыгнуло на Этель Хьюз, сестру Лили, застав ее врасплох, когда та читала журнал «Сэтердей ивнинг пост». Вот тот самый журнал. — Мэгги указала тростью на измятую выцветшую брошюру. — Все здесь осталось в точности так, как было в ту ужасную ночь. — Она приятно улыбнулась гостям. — Кроме, конечно, тела. Его восковая копия была изготовлена по моей просьбе мсье Клодом Дюбуа в 1936 году. Все раны на теле полностью соответствуют реальным повреждениям трупа, даже след от укуса на шее. Для воссоздания таких мельчайших подробностей мы использовали полицейские фотографии, запечатлевшие убитую в морге. А вот эта ночная рубашка — именно та самая, которая была на Этель в роковую ночь ее гибели. Темные пятна, которые вы здесь видите, — натуральные следы ее крови.
— Скажите, а подверглась ли она при нападении изнасилованию? — натянутым голосом спросил седоволосый мужчина.
Доброжелательные глаза Мэгги стали жесткими, когда она повернулась к нему.
— Нет, — ледяным тоном отрезала она.
— А я слышал совсем другое.
— Я не могу отвечать за все, что вы слышали, сэр. Я знаю только то, что я знаю. А это гораздо больше, чем кто-либо другой, живой или мертвый. Но мне доподлинно известно, что чудовище этого дома никогда не совершало сексуального насилия над своими жертвами.