— Допрашивать — моя работа. В тот момент у Стевельса еще не было адвоката, поскольку он не знал, что его станут преследовать по закону. С тех пор вашего мужа на волю не выпускали, а домой он приходил только в сопровождении инспекторов, и притом совсем ненадолго. И тем не менее, когда я попросил его выбрать себе защитника, он без колебаний назвал имя мэтра Лиотара.
— Понимаю, что вы хотите этим сказать.
— Значит, адвокат приходил к Стевельсу до бригадного инспектора Люка?
— Да.
— Стало быть, это произошло двадцать первого февраля в промежутке между визитами Лапуэнта и Люка?
— Да.
— При разговоре вы присутствовали?
— Нет, я находилась внизу, занималась уборкой — ведь меня три дня не было дома.
— О чем они говорили, вы не знаете? Знакомы они прежде не были?
— Не знаю. Не были.
— Возможно, ваш муж позвонил ему и попросил прийти?
— Я почти уверена, что муж никому не звонил.
Заметив, что к витрине мастерской прильнули уличные мальчишки, Мегрэ предложил:
— Давайте сойдем вниз.
Она провела его через кухню, и они вошли в маленькую темную комнату без окон, кокетливо обставленную, очень уютную, стены которой были заставлены стеллажами, полными книг. Посредине стоял обеденный стол, а в углу еще один столик — письменный.
— Вы спрашивали про распорядок дня мужа? Он поднимался в шесть утра зимой и летом. Зимой первым делом растапливал калорифер.
— Почему же двадцать первого калорифер не горел?
— Да ведь было не так уж и холодно. После нескольких морозных дней потеплело, погода улучшилась, а ни я, ни Франс не мерзляки. К тому же в кухне у меня газовая плитка, она неплохо обогревает. А в мастерской — еще одна, Франс пользуется ею для варки клея и накаливания инструментов. Ну так вот, прежде чем умыться, он обычно направлялся за рогаликами в булочную, а я в это время готовила кофе. Потом мы завтракали, он мылся и тут же принимался за работу. Часов в девять, справившись с основными домашними делами, я уходила за покупками.
— Стевельс ходил за заказами сам?
— Редко. Как правило, работу ему приносили на дом, а затем ее забирали. Когда Франсу требовалось все же куда-то сходить, я шла с ним, поскольку это были едва ли не единственные наши выходы в город. Обедали мы в половине первого.
— И Стевельс снова садился за работу?
— Почти всегда. Он только выкуривал сигарету на пороге, а во время работы не курил. В мастерской он сидел до семи часов, иногда до половины восьмого. Я никогда не знала, в котором часу мы будем ужинать, потому что муж не любил бросать работу, не закончив ее. Затем он опускал шторы, мыл руки, а после ужина *мы читали в этой комнате до десяти или одиннадцати часов. Только по пятницам вечером мы ходили в кино — в кинотеатр «Сен-Поль».
— Он любил выпить?.
— Один лишь стаканчик после ужина, небольшой стаканчик, но его хватало Франсу на целый вечер. Ведь он цедил вино по капле, как это делают дегустаторы.
— Чем же вы занимались по воскресеньям? Ездили за город?
— Нет, никогда. Франс ненавидел такие поездки. В воскресные дни мы по утрам сидели дома, и Франс что-нибудь мастерил. Эти стеллажи, да и вообще почти всю нашу мебель он сделал своими руками. После обеда мы прогуливались по кварталу Фран-Буржуа, по острову Сен-Луи и довольно часто ужинали в ресторанчике у Нового моста.
— Стевельс — скупердяй?
Фернанда покраснела и уже гораздо менее естественно ответила вопросом на вопрос, как это обычно делает женщина, когда старается скрыть смущение:
— Почему вы об этом спрашиваете?
— Стевельс ведь работает уже больше двадцати лет, не правда ли?
— Франс работал всю жизнь. Его мать была очень бедна, и детство у него было несчастливое.
— Стевельс считается самым дорогим переплетчиком Парижа, и он завален работой, так что даже может позволить себе отказывать некоторым клиентам.
— Да. Это так.
— Значит, на его заработки вы могли бы жить со всеми удобствами, иметь комфортабельную квартиру и даже машину.
— А зачем?
— Ваш супруг утверждает, что у него никогда не было более одного костюма, да и ваш гардероб вроде не богаче?
— Мне ничего не нужно, а питаемся мы хорошо.
— На жизнь у вас скорее всего не уходит больше трети его заработка.