— Или диссертации, — все не мог успокоиться Олег.
— А ведь это побочное, не главное. Главное — душа и мысли ушедшего народа. Для меня, например, неизмеримо дороже всех золотых саркофагов вот эти чудом сохранившиеся стихи поэта Древнего Египта:
Приходит ветер — и слетает к сикомору,
Приходишь ты — спешишь ко мне…
– Ага! — Олег стремительно повернулся. — Признавайтесь, вы пишете стихи!
Хомутов смущенно закряхтел.
— Баловался в молодости… Для себя, разумеется, для себя… Сам понимаешь, тебе я их читать не стану, — Хомутов усмехнулся. — Но вот стихи хуннов, если б они мне были известны, — о! — я бы почитал с удовольствием.
— Да, вы что-то говорили профессору о стихах… Разумеется, они не сохранились?
— Еще бы! Никакого намека на хуннскую письменность ни в одном захоронении. Видимо, они писали на выделанной коже… вроде пергамента. Конечно, за такие-то века все истлело в пыль…
Медленно взошла над лесом луна, круглая, чуть подернутая багровой дымкой, и тогда деревья, стоявшие до этого стеной, расступились, таинственная глубина обнаружилась меж ними. Лунный свет коснулся и стен захоронения, отчего они тотчас изменились, обретя мертвенную белизну и — странным образом — некую жизнь, что поэта ничуть не удивило — с самого первого дня он не переставал ощущать ее присутствие, почти неуловимое, как эфемерное тепло в пепле давно погасшего очага. Должно быть, именно это и заставляло Олега и Хомутова как-то невольно понижать голоса и в то же время наполняло сказанное особым смыслом.
— Да, в пыль… — Хомутов скорбно покачал голо вой. — Ну что, пойдем, не то ужин остынет…
Они поднялись и медленно пошли, словно совершая ритуальный обход вокруг саркофага почившего вождя. Луна поднялась уже довольно высоко, затопив меловым светом своим самое дно раскопа. Безмолвная свидетельница минувшего, она вновь наблюдала это молчаливое движение людей — но теперь уже иных — идущих в обход стен захоронения…
Олег направился к лагерю вслед за Хомутовым, но вдруг остановился. „Пора!“ — пронзила его мысль.
— Прокопий Павлович! — окликнул он. — Вы идите, а я еще немного посижу у раскопа.
Он повернулся и, торопливо шагая по мешанине лунных теней, уже видел гонца, который, не разбирая дорог, мчится с краткой вестью от западного чжуки к князю Бальгуру, терпеливо ждущему ее вот уже четыре с лишним года…
Идут небесные Бараны,
Плывут астральные Ковши,
Пылают реки, горы, страны,
Дворцы, кибитки, шалаши.
Ревет медведь в своей берлоге,
Кричит стервятница-лиса,
Приходят боги, гибнут боги,
Но вечно светят небеса!
Николай Заболоцкий
В этот день с утра свободные от дел мужчины потянулись в соседнее урочище, где в огромном загоне, обнесенном высоким ограждением из жердей, бродило около сотни лошадей — молодняк, лишь недавно приученный ходить под седлом. Низкорослые, страшно выносливые, с грубыми, словно из гранита вытесанными головами, кони эти были порождением суровой природы необъятных степей Срединной Азии; из многих великих и малых рек будут утолять жажду их крепконогие потомки; неся на себе воинственных всадников, доскачут некогда и до середины Европы — до кровавых Каталаунских полей…[31]
Люди, толпившиеся вокруг загона, негромко переговаривались, обсуждая достоинства того или иного коня, изредка посматривали в сторону главного табунщика — кривоногого широкоплечего старика. Сегодня предстояло испытание стрелой — последний и самый важный этап обучения боевых лошадей. Оттого главный табунщик был преувеличенно спокоен и почти не разговаривал со своими помощниками. Все ждали только князя, чтобы начать испытания.
Наконец Бальгур прибыл, сопровождаемый нукерами и сыном — семнадцатилетним воином, одетым в кожаный панцирь с металлическими бляхами на груди. Князь, не покидая седла, долго рассматривал лошадей равнодушно сощуренными глазами.
— Стрелу, — еле шевельнув губами, потребовал он, и главный табунщик тотчас подал ему приготовленную стрелу с деревянным тупым наконечником.
Князь тщательно прицелился и выстрелил в спокойно пощипывающего траву рыжего коня. Короткий шипящий свист пронзил воздух, в тот же миг рыжий конь, резко шарахнувшись в сторону, ушел из-под стрелы. Знакомый звук заставил насторожиться и других лошадей. Они разом вскинули массивные головы, ноздри и уши их чутко задвигались, ловя опасность.
