Долбаные города - страница 26

Шрифт
Интервал

стр.

Рафаэль сказал:

— Ты сбился с темы.

— Да, точно. Что я чувствую? Блин, ребятки, вам когда-нибудь приходило в голову, что в нашем поколении все на свете уж точно — зрители. Я вот, к примеру, в собственную жизнь совсем не вовлечен, в гипомании я даже слышал закадровый смех, как будто я, это не только я, но и парень, который смотрит на меня, сидя на диване. Странное чувство? А вот у меня есть сюрприз для вас! Все чувства странные!

Я щелкнул пальцами:

— Эй, Леви, мне стоит записать эту речь на видео?

— Нет, — сказал Леви. — Никому не понятно, что ты говоришь.

— Это тебе непонятно, потому что ты ушел во внутреннюю эмиграцию.

— А по-моему ты просто сбиваешься с мысли.

Леви достал из кармана таблетницу, сунул таблетку под язык и закрыл глаза, проглатывая ее. О, эта одержимость собственным телом и фильмами с дурными спецэффектами.

— Мы родились в мире, где каждый из нас может быть странным. Вот в чем дело. Мы можем быть какими угодно, но это ничего не меняет.

Лия сказала:

— Я уже потекла, лягушонок.

— Заразись-ка сифилисом слегка, Лия.

Я достал из кармана пачку сигарет и закурил, Козел отхлебнул из своей фляжки, а Леви пошел и открыл окно.

— Здесь, в Ахет-Атоне, нет никаких проблем, все так скучно, так уныло, что один паренек берет пушку и вышибает двух других, как в компьютерной игрушке. Таков его образ жизни. У психиатров появился повод прописывать детишкам больше «Рисполепта», фармацевтические компании получат сверхприбыль вместе с медиахолдингами, а бедняжка Макс Шикарски будет задаваться вопросом «почему», но у него нет ответа!

Рафаэль сказал:

— Мне тоже очень жаль…

— Тебе не жаль. Ты видел Калева в школе, и самое близкое твое с ним знакомство состоялось, когда тебя стошнило на его ботинки перед школьным спектаклем, — тут я постарался изобразить интонацию Хамфри Богарта. — Луи, думаю, что это начало прекрасной дружбы.

Вирсавия пожала плечами:

— Ну, ужасно, что так происходит. Но я не понимаю, как это связано с обществом.

— А я все связываю с обществом, потому что мне скучно жить, и я развит не по годам, и больше ничего другого не умею.

Я затянулся, мне тут же захотелось выбросить сигарету и закурить другую. Я понял, что меня трясет. Мне самому казалась необъяснимой столь бурная реакция, желание всех научить жить как следует у меня, конечно, было с детства, желание поговорить и погромче, тоже, но я чувствовал себя на сцене, словно у моих губ был микрофон, и я говорил прямо в него, и мне хотелось протянуть руку и взять стеклянную бутылку с холодной водой, оставленную заботливой ассистенткой, сделать пару больших глотков, а потом разбить ее себе об голову.

Даже в глазах потемнело. У меня, как у хорошего еврея, было в жизни два пути: стать комиком или получить Нобелевскую премию. А в тот момент я вдруг понял: это все совершенно не смешно, я совершенно не смешной. Леви волновался за меня, он протянул руку, но не успел схватить меня, я отскочил, затянулся и, запрокинув голову, выпустил дым в потолок.

— Это и есть наше время, я не знаю, что сказать, поэтому говорю все, что угодно. Я могу приплести сюда любую тему, сделав свою речь ну совершенно бессмысленной.

— Ты уже это сделал, — сказал Рафаэль.

— Ах, какая вы поддерживающая группа, что бы я без вас делал.

И Козел вдруг спросил:

— Нет, Макси, я имею в виду, тебе больно? Это очень простой вопрос. На него есть простой ответ.

Лицо у него неожиданно стало внимательным, если бы не фляжка в его руке, сошел бы за человека, у которого пока не стоит отбирать диплом.

Я склонил голову низко-низко, так что шея заболела. Леви как-то сказал мне, что с этого ракурса я еще сильнее похож на лягушку. Мне тогда стало так обидно.

— Пока меня не было, — сказал я. — Умер мой друг. А мы даже не попрощались. И я не помню, что сказал ему в последний раз. Наверняка какую-нибудь дрянь.

И Козел, которого мне вдруг перехотелось так называть, сказал:

— Терять человека — это очень больно, Макс. Особенно, если он уходит таким путем. Сложно понять, как что-то исчезло из твоей жизни навсегда. Мы все учимся жить с этим.

— Я умею жить со всем, с чем угодно. Я живу под одной крышей с женщиной, которая по ошибке добавила в мой деньрожденный торт хайлайтер.


стр.

Похожие книги