– Мать знает?
– Что ты, папочка, – запел свою песенку Лешка, – мы дураки, что ли?
– Вот уже не уверен – раз вы сюда полезли.
Неожиданное осложнение возникло, когда мы начали спускаться. Дед Степа категорически заупрямился:
– Не, граждане милиция, я туды не полезу. Тама всяко может быть. И нечисть какая злобная, и чудище подземное.
Что старый, что малый – одни фантазии.
Архитектор твердо взял деда за локоть и, не говоря ни слова, помог ему спуститься по скользким и шатким ступеням.
– Осторожно! – вовремя крикнул Алешка. – Там ловушка!
Дед вырвал руку и прытко взлетел на верхнюю ступеньку.
– Что за ловушка? – спросил папа.
– Для Чашкина.
– Мать знает? – машинально спросил папа. Хотя, наверное, хотел спросить совсем другое. У него, наверное, уже голова кружилась от Лешкиных фокусов. Ему, наверное, легче бандитов ловить, чем Лешкины сюрпризы осваивать.
А Лешка между тем вытащил из угла доску и положил ее на место.
– Прошу вас, – сказал он. – Слева от лестницы – дыра в стене. А в дыре – сумка с деньгами.
Все участники изъятия денег цепочкой перебрались через подземное болото.
– Здесь? – спросил папа Лешку. – Граждане понятые, внимательно наблюдайте за моими действиями. – И папа засунул руку в дыру.
И вытащил обратно: в дыре не было ни сумки, ни денег.
На всякий случай папа посветил фонарем в другую дырку, справа от двери – туда, где Алешка нашел эти деньги.
Пусто…
– Ну? – Папа обернулся к Алешке. – Что это значит, Алексей?
– Плохо ищешь, – Алешка уверенно протолкался к дырке, сунул туда руку. Правая бровь его медленно и удивленно поползла вверх. Он задумался. Все молчали. Только дед Степа тихонько икал – у него «чох» икотой сменился.
Тут Лешка шлепнул себя ладонью в лоб:
– Перепутал! Забыл! Я их на всякий случай еще раз в другое место перепрятал. Пошли!
Опять гуськом преодолели болото, поднялись, выбрались. Вышли во двор, где приятно сияло солнце и сразу стало тепло.
– Вспомнил? – спросил папа Алешку.
– Ага. Они вон в той башне. На третьем ярусе. Пошли!
– Ну, Алексей, – грозно сказал папа. – Если их и там нет, то…
– То я тогда не знаю, где они, – спокойно закончил за него Алешка.
Взобрались на башню. Остановились, отдышались. Огляделись. Это была та самая каморка, в которой когда-то проживал Хлястик.
– Где? – Это папа.
– В печке, – это Алешка.
– Граждане понятые, – снова повторил папа, уже не так уверенно. – Прошу вас внимательно наблюдать за моими действиями. – Он открыл дверцу печки, заглянул внутрь и, медленно повернувшись, уставился на Алешку.
– И тут нет? – удивился тот.
Денег в печке не было.
Папа выпрямился, шагнул к Алешке и протянул руку к его уху…
– Здравствуйте, люди добрые, – вдруг послышалось у нас за спиной в этот драматический момент.
В дверном сводчатом проеме стоял Хлястик. Он обошел всех присутствующих, каждому протянул руку и назвался: Вова. И никому не сказал: Хлястик. А к деду Степе вообще не подошел.
– За деньгами пришли? – спросил Вова, перездоровавшись со всеми. – А я их переклал. Зашел как-то в свою бывшую жилищу. Хотел печку стопить по старой памяти, ан в ней сумка с деньгами. Я их и переклал. Так и понял, что ваш малец их тут складывал. Видал, что он тут лазил.
Вова подошел к железной кровати, приподнял ее и вытащил средних размеров спортивную сумку.
– Вот оне. Забирай, Леха, свои капиталы.
– Граждане понятые, – вышел из оцепенения папа, – прошу вас внимательно наблюдать за моими действиями.
А какие там особые действия? Жикнул «молнией» и распахнул сумку, доверху набитую пачками баксов.
– Эк! – вздохнул дед Степа. – Вот я не знал-то! Козу б новую купил. Безрогую.
Сумку отнесли вниз, поставили в машину, туда же усадили понятых. Пересчитали на их глазах деньги, оформили протокол. Вот и все.
Потом завезли деда Степу в Пеньки. Вылезая из машины, он спросил архитектора:
– А мне за участие какие баксы положены?
– А вам, гражданин, за участие, – ответил архитектор, – а точнее за соучастие, общественное порицание положено.
Что это такое, дед не понял, но на всякий случай шмыгнул поскорее в калитку и на вертушку ее закрыл.
Архитектор и участковый повезли деньги в милицию, дядя Федор тоже поехал с ними, а мы стали собираться в дорогу.
