Вытянул из коробки бумажную салфетку, вытер ею то, что можно было назвать лицом, скомкал, бросил на пол, схватил флакон с дезодорантом и принялся обильно прыскать на то, что можно было назвать телом. Пациент по имени Дональд представлял собой большую белую задницу, окраплённую местами россыпью мелких рыжих веснушек. В верхней части задницы был огромный губастый рот, подобие плоского носа с ноздрями и широко посаженные, вполне красивые глаза раз в пять больше человеческих. Из круглых боков задницы вытягивались две тонкие, гибкие четырёхпалые руки. Спереди внизу на месте полового органа у пациента было пусто и гладко.
Остальные семь элитных пациентов санатория физиологически были устроены точно так же. Их задницы отличались только формой и оттенками кожи, глаза — длиной и цветом ресниц, цветом роговицы. У Дональда ресницы были светлые, а глаза — голубые.
Закончив опрыскивать себя, он повернулся к Гарину:
— See you later, doc! Karasho?
— Хорошо! — удовлетворённо кивнул Гарин и вместе со свитой вышел из палаты.
— Стабилен! — произнёс он на ходу, и Маша сделала зелёную пометку в прозрачном планшете.
— Бурбона нет в номере, — доложил один из санитаров.
— Good! — стукнул себя по коленке Гарин.
Санитар постучал в палату № 2 и тут же открыл её. В санатории у палат не было замков. Гарин вошёл в номер:
— Buongiorno, Silvio!
Пациент с загорелой, холёной кожей лежал в постели, укрывшись одеялом, курил и смотрел голограмму с обнажёнными, купающимися под водопадом девушками. Завидя главврача, он потушил голограмму, сунул сигарету в пепельницу, скинул одеяло, спрыгнул на пол, стремительно подбежал на ягодицах к Гарину и прыгнул ему на грудь:
— Buongiorno, signor dottore!
Гарин привычно подхватил его, уже зная повадки Сильвио. Тот чмокнул Гарина в бороду, засиял радостной улыбкой и, не дожидаясь вопроса Гарина, ответил:
— Fine, fine, I'm always fine!
По-английски он говорил так же, как и главврач.
— Sleeping? Feeling? Appetite?
— Eccelente!
— Complaints? Wishes? — Гарин чувствовал его тёплые, шершавые, местами обвислые ягодицы.
— No complaints! Only wishes! But you know everything about my wishes, signor dottore! — Сильвио захохотал Гарину в бороду.
— Ох знаю, знаю! — засмеялся Гарин и деликатно поставил пациента на пол, склоняясь над ним, как Саваоф. — Желания у пациента — прекрасно! Значит, всё идёт хорошо. Только прошу, дорогой мой, не забывайте про ваш рефлюкс. Белое вино вечером — нет! Сладкое вечером — нет! Жирное — нет!
— Рефлюкс! Я бы так хотел забыть про него! Помню, чёрт его побери! Поэтому вечером — только бокал красного, не больше, не больше, signor dottore! К местному сладкому я и вовсе равнодушен. Какое сладкое сравнится с cannoli моей покойной мамы?! Кто в мире теперь способен сделать такие cannoli? Никто! Со смертью моей мамы мир изменился в худшую сторону, вы это знаете лучше меня, дорогой мой!
— Но мы должны идти вперёд, Сильвио.
— С наглой рожей и оптимизмом! — захохотал тот и прыгнул на кровать. — Что ещё остаётся? Пропустим сегодня по стаканчику на ланче?
— По полстаканчика.
— D'accordo!
— Вы правда хорошо спали?
— Превосходно!
— Мы рады за вас.
— Док, вы, ваши помощники, сёстры — все замечательные! — Сильвио послал свите Гарина воздушный поцелуй. — Мне нравится здесь всё больше!
— Мы очень рады, — улыбнулась ему Пак.
— Наш санаторий уникален, — оттопырил губу Штерн.
— Bravo!
— Хорошего вам дня! — Гарин повернулся к выходу, но Сильвио схватил его за полу халата.
— Signor dottore, please, blackjack!
И повернулся задом.
Гарин направил свой blackjack на левую ягодицу Сильвио. Бело-голубоватые электрические молнии с треском впились в ягодицу.
— О, Dio!! — возопил Сильвио.
Гарин направил blackjack на правую ягодицу и пустил в неё разряд.
— Porca Madonna!! — завопил Сильвио на всю палату.
— Будьте здоровы! — произнёс главврач по-русски, перестав.
Сильвио повалился на кровать, перевернулся и, протянув руки, показал два больших пальца, сжав оставшиеся три в кулачок. Отдышавшись, он сел:
— Это… великое. Великое! Лучше всех лекарств мира! Signor Garin, вы гений! Ничто так не прочищает с утра мозги, как ваш blackjack!
