– Взгляните! – воскликнул Пантагрюэль. – Вот вам несколько штук, еще не оттаявших.
И он бросил на палубу целую пригоршню замерзших слов, похожих на драже, переливающихся разными цветами. Здесь были красные, зеленые, лазуревые и золотые. В наших руках они согревались и таяли, как снег, и тогда мы их действительно слышали, но не понимали, так как это был какой-то варварский язык…
…Мне захотелось сохранить несколько неприличных слов в масле или переложив соломой, как сохраняют снег и лед.
Франсуа Рабле.
Гаргантюа и Пантагрюэль
В мире больше идолов, чем реальных вещей; это мой “злой взгляд” на мир, мое “злое ухо”…
Фридрих Ницше.
Сумерки идолов, или Как философствуют молотом
2 января
Привет, mon petit.
Тяжелый мальчик мой, нежная сволочь, божественный и мерзкий топ-директ. Вспоминать тебя – адское дело, рипс лаовай, это тяжело в прямом смысле слова.
И опасно: для снов, для L-гармонии, для протоплазмы, для скандхи, для моего V-2.
Еще в Сиднее, когда садился в трафик, начал вспоминать. Твои ребра, светящиеся сквозь кожу, твое родимое пятно “монах”, твое безвкусное tatoo-pro, твои серые волосы, твои тайные цзинцзи, твой грязный шепот: поцелуй меня в ЗВЕЗДЫ.
Но нет.
Это не воспоминание. Это мой временный, творожистый brain-юэши плюс твой гнойный минус-позит.
Это старая кровь, которая плещет во мне. Моя мутная Хэй Лун Цзян, на илистом берегу которой ты гадишь и мочишься.
Да. Несмотря на врожденный Stolz 6, твоему ДРУГУ тяжело без тебя. Без локтей, гаовань, колец. Без финального крика и заячьего писка:
во ай ни!
Рипс, я высушу тебя. Когда-нибудь? OK. Топ-директ.
Писать письма в наше время – страшное занятие. Но ты знаком с условиями. Здесь запрещены все средства связи, кроме голубиной почты. Мелькают пакеты в зеленой W-бумаге. Их запечатывают сургучом. Хорошее слово, рипс нимада?
АЭРОСАНИ – тоже неплохое. На них меня жевали шесть часов от Ачинска. Этот дизель ревел, как твой клон-файтер. Мы неслись по очень белому снегу.
“Восток-Сибирь большая”, – как говорит Фань Мо.
И здесь все по-прежнему, как в V или XX веке. Восточные сибиряки говорят на старом русском с примесью китайского, но больше любят молчать или смеяться. Много якутов. Из Ачинска выехали на рассвете. Аэросани вел молчаливый “белый жетон”, зато штурман-якут в форме мичмана хохотал всю дорогу, как наш фокусник Лао. Типичный представитель своего бодрого, L-гармоничного народа. Якуты здесь предпочитают мягкие зубы, одеваются в живородящую ткань китайского производства и активно пробируют мультисекс: 3 плюс Каролина, STAROSEX и ESSENSEX.
Рипс-рипс, путе-шественник!
За шесть часов от этого куайхожэнь я узнал, что:
1. Любимое блюдо якутов – оленина в вороньем соку (из живой вороны среднего размера выжимается сок, в который кладут оленью вырезку, немного морской соли, ягеля, и все тушится в котле до плюс-директа. Пробируем через 7 месяцев?).
2. Любимая секс-поза якутов – на четырех точках опоры.
3. Любимый сенсор-фильм – “Сон в красном тереме” (с Фэй Та, помнишь ее фиолетовый халат и запах, когда она входит с улиткой на руке и ворохом мокрых кувшинок?).
4. Любимый анекдот (старый, как вечная мерзлота): обустройство туалета в Якутии. Две палки – одна замерзшее… от ануса отковыривать, другая – от волков отбиваться. Топ-директный юмор. А?
Хотя, когда я после шести часов вылезал из сиденья, мне было не до смеха.
ПРОСТАТА. Фиолетовый контур в глазах. Минус-позит. Бад-кан сер-по. Творожистое настроение.
Только ты поймешь меня, гадкий лянмяньпай.
Место моего семимесячного пребывания весьма странное. GENLABI-18 спрятана между двух громадных сопок, напоминающих ягодицы.
Во всем намек, рипс нимада табень.
Сопки покрыты редколесьем: лиственницы, елки. Меня встретил полковник – квадратный, L-невменяемый мачо с мутным взглядом и директ-вопросом: КАК ДОЕХАЛИ? Ответил честно: минус-робо. Этот пень тань ша гуа был разочарован. Когда спустились в бункер, я совсем потерял чувство времени: GENLABI-18 размещена в бывшем КП ПВО. Глубокое заложение. Армированный бетон эпохи совкома. Полвека назад здесь днем нажимали на кнопки, а ночами мастурбировали советские ракетчики.
